М.Г. Клячко: «Основной была одна задача: обеспечить путь к наступлению конкретной части. А методы ее выполнения были разные: от разведки боем до взятия той или иной высоты или конкретного рубежа обороны противника. Приходилось прокладывать дорогу и в минных полях. В общем, можно сказать так: штрафниками командование затыкало все дыры, они призваны были исправлять промахи начальства, которое ради обнаружения огневых средств противника посылало на верную смерть тысячи бойцов, ведь жизнь осужденных ничего не стоила. Вот и гнали в самое пекло одну штрафроту за другой… В атаку шли с матом. Да и как кричать «За Сталина!», если он их, собственно говоря, приговорил к смерти… К примеру, надо взять тот или иной рубеж. Как выяснить, какие силы сконцентрировал там противник? И отдавался командиру штрафроты приказ: силами одного-двух взводов, а иногда и роты произвести ночью разведку боем. Понесет потери рота, не понесет – этот вопрос никого не волновал. Главное было не допустить потерь линейных подразделений. Ни в одном официальном сообщении Информбюро никогда не сообщалось, что та или иная высота, населенный пункт взят силами штрафной роты или штрафбата. Это было запрещено! Назывался полк, дивизия, армия. Мы были, и в то же время нас вроде и не было».[249]

В книге Ю.В. Рубцова приводится следующее воспоминание А.И. Бернштейна: «Их (штрафников. – Авт.) посылали группами, взводами, отделениями на самые рискованные участки, через минные поля и т. п. За ними находилось пулеметное прикрытие, подразделение НКВД – не столько против немцев, сколько против штрафников, если они начнут отступать или ползти назад. Предупреждали: «Назад из боя, если будете ранены, не ползти. Вас пристрелят, мы ведь не знаем, почему вы ползете назад. Ждите. Вас потом подберут».

В публикациях, посвященных штрафным формированиям, также содержатся различные точки зрения по поводу их использования в боевых действиях.

Английский историк Э. Бивор: «Штрафные роты осуществляли такие самоубийственные задачи, как расчистка минных полей».[250]

А. Бабченко: «Их всегда кидали в самое пекло. На танкоопасные направления, укрепрайоны или минные поля – туда, где не могла пройти пехота. В атаку они шли без артподготовки, огневой поддержки и пулеметов. Даже карабины им выдавали не всегда. Потому что они должны были искупать вину кровью. И они искупали, своими смертями прокладывая армии путь к Победе».[251]

С. Глезеров: «Они предназначались для выполнения одномоментных задач, требовавших большой крови, но не на самых ответственных участках фронта. Штрафников отправляли в бой один-два раза в месяц, все остальное время они находились в ближнем тылу в состоянии готовности выполнить любой приказ… Штрафников не жалели, их всегда бросали в самое пекло, где нужно было срочно восполнить потери».[252]

В. Кондратьев: «…На войне очень сгодились подразделения, которыми можно было затыкать все «дыры», исправлять промахи начальства, производить разведки боем, когда ради обнаружения огневых средств противника клали на полях сражений сотни и сотни, а то и тысячи – ведь осужденные, жизнь их ничего не стоит, никто за эти жизни не ответчик. Вот и гнали в самое пекло один штрафной батальон за другим, одну штрафную роту за другой…».[253]

Режиссер фильма «Штрафбат» Н.Н. Досталь: «Штрафников, как пушечное мясо, бросали на самые опасные, самые неприступные участки обороны немцев. Выбора у них не было – впереди их косили немцы, сзади – заградительные отряды НКВД, специально созданные для того, чтобы стоять за штрафными частями и останавливать их пулеметным огнем. Вот о такой войне мне и захотелось снять фильм».[254]

Таким образом, из воспоминаний участников войны и публикаций явствует, что штрафные части участвовали во всех видах боя и решали различные боевые задачи. Основным видом боевых действий, как известно, является наступательный бой, об участии в котором штрафников расскажем, опираясь на воспоминания участников войны и документы.

В военных энциклопедиях дается следующее определение термину «Наступательный бой»: «Вид боя, заключающийся в поражении противника всеми имеющимися средствами, в решительной атаке танковых и мотострелковых войск переднего края обороны противника и стремительном продвижении в глубину его обороны, уничтожении и пленении его живой силы, захвате оружия, военной техники, различных объектов и назначенных районов (рубежей) местности. В зависимости от обстановки и поставленных задач наступательный бой может вестись против обороняющегося противника, противника, стремящегося решить свои задачи наступлением (встречный бой), или отходящего противника (преследование)».

М.Г. Клячко отмечал: «Немцы штрафников боялись? Вы знаете, наверное, да. Ведь атака подразделения штрафников – это психологическая атака людей, заведомо приговоренных к смерти. Отступать им было нельзя – только вперед. Представьте себе людей, которые бегут на вас цепь за цепью и орут благим матом».[255]

Е.А. Гольбрайх был иного мнения: «Все эти россказни, что у немцев поджилки тряслись при виде атакующей штрафной роты, не имеют под собой никакой основы. Немцам было глубоко плевать, кто на них идет в атаку. Психологически, наверное, немцам было тяжело воевать против штрафных офицерских батальонов, слишком велико желание штрафбатовцев искупить кровью свои «грехи» перед Родиной. Но воевали немцы толково, умело и храбро, как ни тяжело это признавать».[256]

В.И. Голубев: «Отдельная армейская штрафная рота болтается по всему фронту армии. Выматываешься, роешь окоп, уснуть бы ночью, команда: «Подъем!» – и марш-бросок в другое место… В атаку шли – «За Родину, за Сталина!» не кричали… Матюки сплошь. Это и было «Ура!» штрафной роты. Там не до Сталина было».[257]

Н.И. Смирнов: «Терять нам было нечего, поэтому воевали отчаянно, как черти. Поднимались в атаку по первой команде, и не было такого, чтобы сдрейфили, попятились назад без приказа. Однажды не встали, но тогда по нас бил пулемет так, что головы не поднимешь. Самоходка шарахнула по этой цели, и мы, грянув «Ура!», снова пошли в наступление… Кто орал «За Родину!», а кто с матом – всякое было. Сейчас некоторые говорят, что штрафники беспредельничали. Не было у нас такого: они свято верили, что воюют за родную страну, за нашу общую победу. Я видел слезы на глазах и знаю, что они искренне чувствовали вину перед Родиной и хотели реабилитироваться любой ценной».[258]