улицы звуки: ни на крик репортеров, ни на рассуждения детективов, которые фотографировали все вокруг и измеряли какие-то расстояния.

Когда дети наконец поделились своими впечатлениями о пережитом и устало отправились спать, я продолжала смотреть на огонь, горящий в камине, а Тэд не переставал ходить по комнате. Его беспокоила работа. Наконец он решил воспользоваться телефоном.

Он позвонил Марте, и она сообщила ему о том, что передают по радио. Казалось странным: звонить в Нью-Йорк, чтобы узнать про все это… Как будто песок, кровь и клочья тумана в лучах прожекторов были некими экспериментальными данными, которые требовали обработки средствами массовой информации.

— Я останусь здесь на ночь, — сказал он ей. — Утром позвони в лабораторию, ладно? Я вернусь, когда они закончат с телом. Они отвезли его в Бей Шоур на вскрытие.

Меня удивило, что Джоэл стал теперь просто телом, что надо было заботиться о похоронах. Я почувствовала, как к моим глазам подступают слезы, но удержала их. У меня будет для них время, когда я останусь одна.

— С детьми все в порядке, — говорил он. — Они отправились спать. — Нет. Не стоит беспокоиться.

Я попыталась понять, о чем они беспокоятся, и, когда он повесил трубку и повернулся, поняла, что они имеют в виду меня.

Он опустил руки в карманы.

— Я просто не мог предположить, что Джоэл станет столь агрессивным, — сказал он.

— Это был не Джоэл, — начала было я, но остановилась.

Он слышал об одержимости Джоэла духом Тоньо. Об этом битый час без умолку рассказывали дети. Он просто намекал, что не верит ни единому их слову. Более того, он предостерегал меня. Я должна была забыть об этой версии.

Позвонил доктор Рейхман. Когда он прилетел в Лиму, ему позвонили из полиции Нью-Йорка, и он тотчас полетел обратно, чтобы убедить Джоэла сдаться. Когда он приземлился, Джоэл был уже мертв. Он взял такси и поехал домой. Я представила себе его положение.

— Извините, — сказала я. — Я сожалею, что так получилось с Эрикой.

Он молчал. Возможно, он вспоминал Сан-Франциско и дом на холме, где все у них начиналось.

— Йа-а, — сказал он наконец и глубоко вздохнул. Затем в нем проснулся психиатр, и он принялся успокаивать меня.

Я рассказала ему о смерти Джоэла, и когда я попыталась упомянуть о роли доктора Сингха, он прервал мой рассказ:

— Дорогая моя, вам не следует так сильно доверять своему воображению.

— Но он описал доктора Сингха, хотя никогда его не видел.

Он продолжал, как-будто не слышал моих слов:

— Эти вторичные личности настолько необычны… Только представьте себе, как подобный случай интерпретировался бы в примитивном обществе. — Он начал рассказывать что-то о комплексе вины, о неосознанной ярости, о кристаллизации…

— Но когда были первые убийства, Джоэл был в Марокко!

— Значит, он узнал о них позже. Мы обязаны это предположить, исходя из того, что случилось.

Я начала понимать то, о чем мне хотел сказать Тэд. Если я буду продолжать настаивать на своей версии случившегося, то вольюсь в ряды полусумасшедших дам, заклинающих эктоплазму и разговаривающих с привидениями в чуланах.

Далее я не следила за ходом беседы. Закончив разговор, я повесила трубку и села возле камина. В дверь позвонили, и я попросила Тэда открыть.

— Инспектор Рассел хочет поговорить с тобой, — сказал он. В его словах чувствовалось все тот же намек.

Но к этому времени я уже все для себя решила. Я была не готова к тому, чтобы меня считали сумасшедшей.

Многие месяцы с того момента, как я приняла решение, я была спокойна. Загадка была решена, убийца, хоть и случайно, но получил по заслугам, и вскоре о нас забыли.

Барон валялся на детских кроватях по ночам, лаял на воображаемых мух и ходил с нами гулять, конечно, если на улице не шел снег. Вальтер ходил взад и вперед через «дверь для кота» и больше ни разу не оставался голодным.

Тэд и Марта уехали работать в один их университетов Британии. От них время от времени приходили посылки, которые надо было забирать из таможни. Я часто вспоминала Джоэла, но в конце концов взяла себя в руки и принялась заканчивать заброшенную мной книгу. В промежутках между главами я разыскивала подходящую горничную. Вероника, конечно же, не вернулась к нам. Я думаю, она влилась в потоки симпатичных современных девушек, которые каждое утро спешили в многочисленные офисы Нью-Йорка. Никто и никогда не узнает, какие древние страхи спрятаны у нее в душе: она сама никому их не откроет.

Когда я закрывала наш коттедж на зиму, я еще раз убедилась в этом. В ту ночь я плохо спала — меня мучили кошмары, поэтому, когда я проснулась в очередной раз, то решила больше не ложиться. Я встала, надела джинсы и сварила себе кофе. За окнами светало, день обещал быть теплым и солнечным. Захватив с собой чашку, я босиком вышла за дверь, чтобы посмотреть рассвет.

Услышав мои шаги, ко мне присоединился Барон. Мы спустились по деревянным ступенькам с дюн, и Барон убежал в кусты, чтобы поохотиться на кроликов и пообщаться с соседскими собаками. Я села на последнюю ступеньку и стала смотреть, как огромный ярко-красный шар солнца поднимается над пустынным пляжем. В ритме прибоя было что-то гипнотическое.

Когда кофе почти не осталось, я увидела, что по пляжу в мою сторону идет человек. Пока он был на приличном расстоянии, я думала, что это какой-нибудь алкоголик, который вечером уснул на пляже, а теперь возвращался домой. Но его походка была твердой. Время от времени он останавливался и подбирал не то ракушки, не то камни. Тогда я решила, что этот человек так же, как и я, проснулся рано и наслаждается одиночеством.

Чем меньше вокруг народа, тем легче общаться. Когда он поровнялся со мной и увидел меня, сидящей на ступеньке, то поднял руку в приветствии.

В это же время его увидел Барон, неожиданно появившийся на одной из дюн. Когда он с лаем бросился вниз, я поняла, что ничего плохого он не замышляет. Но Барон был большой собакой, поэтому я поставила чашку на ступеньку и поспешила вниз, чтобы успокоить пришельца.

В этом не было необходимости. Он совсем не испугался Барона и, когда я подошла, уже бросал для него палку.

— Извините, — сказала я. — Он не кусается.

— Я вижу, — сказал