Вот такие дела. За одно поколение семья русских евреев превратилась в английских язычников, мой двоюродный брат родился в Новой Зеландии, а племянница и племянник оказались шведами. Иногда, когда меня спрашивают или когда я заполняю официальные документы, я объявляю себя наполовину индийцем, наполовину англичанином. Но так ли это? Я родом из Ипсвича, но теперь, когда мне перевалило за 40, я гораздо больше времени провожу в Лондоне. И моя родословная представляется мне «семейным деревом дворняги» – не столько деревом, сколько запутанными зарослями.

Насколько типична такая ситуация? Хотя на протяжении всей истории человечества люди женились неподалеку от дома, всегда существовала тенденция к аутбридингу (неродственному скрещиванию). Во всяком случае, в некоролевских семьях. А в предыдущей главе на примере истории Габсбургов мы увидели, к чему приводит инбридинг. Нет смысла повторять, что расовая дискриминация – идиотизм, но в моем случае прозвище «паки» вообще не имеет смысла. И еще более абсурдно сравнивать меня и мою сестру с афроамериканцами, какими бы чудесными ни были или ни казались нам Коко и Лерой[62]. Я не знаю родословной актеров Айрин Кары и Джина Энтони Рэя, но практически уверен, что в генетическом плане я намного ближе к мальчикам-расистам из Саффолка, чем эти двое черных ребят из «Славы» друг к другу. Причем это относится к моим предкам как с британской стороны, по отцу, так и с индийской стороны, по матери.

Дело в том, что 100 тысяч лет назад Африку начали покидать небольшие популяции людей, которые постепенно разрастались и расселялись по всему миру, о чем мы говорили в главе 1. В формировании нашего генетического пула участвовали лишь некоторые популяции; их было гораздо меньше, чем тех, кто остался на родине. В статистике такую ситуацию назвали бы ошибкой выборки. Отбирая всего несколько образцов из большой разнородной популяции, вы получаете нерепрезентативную выборку по отношению к исходной группе. И вот из этого небольшого и нерепрезентативного образца и сформировалась ДНК всех современных людей, за исключением африканцев. По этой причине, даже будь я русским, шведом или маори, генетическое сходство между мной и мальчиками из Саффолка больше, чем между потомками большой популяции людей, оставшихся в Африке.

Я догадываюсь, что у тех мальчиков не было прочной базы знаний относительно вариабельности генетики человека и миграционных процессов, и они, по-видимому, вовсе не хотели прокомментировать идею эволюции человека. Расизм – это способ запугивания окружающих и усиления самоидентификации в ущерб другим людям: кто бы ты ни был, ты не такой, как мы. Но если из анализа моего семейного дерева можно сделать хоть какой-то вывод, то он сводится к следующему: история семей смеется над концепцией рас и показывает, что определение расы в бытовом понимании является глубоко ошибочным. Современная генетика подтверждает этот вывод, и вскоре я об этом расскажу. Сейчас я только сформулирую свой тезис: не существует никаких важных генетических элементов, на основании которых какая-либо группа людей могла быть идентифицирована как «раса». В генетическом смысле рас не существует.

Я не знаю такой группы людей, которую можно было бы научно обоснованным путем описать по составу их ДНК. Между людьми существует масса генетических и физических различий, но никакие из них не позволяют оперировать термином «раса». Вопрос о смысле этого термина в научном плане остается весьма сложным и противоречивым. Повторю, что в целом для генетиков такого понятия просто не существует. В этой главе мы увидим, насколько это утверждение соответствует действительности. Оставим в стороне политические соображения, хотя в обсуждении этого вопроса невозможно не почувствовать несправедливости, неправоты и морального унижения. Роль ученого заключается в том, чтобы удалить эти субъективные оценки из объективной реальности и показать, как обстоят дела на самом деле, а не как мы их себе представляем.

Забавно, что генетика как наука родилась из исследований расовых различий, и начал эту работу расист. История моей науки неразрывно связана с идеями, которые сегодня считаются позорными: расизм, господство, предубеждения и евгеника. Как любая реальная история, как любое реальное семейное дерево, эта наука развивалась весьма непростым путем. Все генетики, все статистики[63] и, вообще говоря, все ученые находятся в большом интеллектуальном долгу перед одним расистом викторианской эпохи, гений которого во многом сформировал современный мир. Этого человека звали Фрэнсис Гальтон, и его история, как многие важные истории в биологии, начинается с Чарлза Дарвина.

Книгу «О происхождении видов»[64] Дарвин опубликовал в ноябре 1859 года, и она незамедлительно стала бестселлером. Первое издание было распродано практически сразу (точно не известно, было ли оно распродано, но Дарвин писал об этом в дневниках), и в январе 1860 года тиражом 3000 экземпляров было выпущено второе издание.

Дарвин не отличался крепким здоровьем и, возможно, подхватил какую-то болезнь (мы не знаем какую) во время путешествия на «Бигле», когда обнаружил доказательства эволюции и движения земной коры, начал размышлять о развитии жизни на Земле и различиях и сходстве между людьми и континентами. Он вел обширную переписку, но редко и неохотно выступал на публике. К счастью, у него были такие громкоголосые сторонники, как Томас Хаксли и Джозеф Гукер, распространявшие главную идею Дарвина об эволюции за счет отбора и наследования модификаций.