И длинная фигура в лиловой сутане – у него что-то вздрагивало внутри при виде Армана, его стремительной походки, беспощадно точных жестов – словно тот шел по его душу, хотя душа Клода и так давно ему принадлежала…

Ах, что теперь вспоминать! Он пришпорил коня. Майская ночь подходила к концу – уже проснулись и заорали лягушки, щелкала клювом цапля, скоро затрещит коростель – надо спешить. Но рассветной свежести не было и в помине – из-за леса вновь вставала тяжелая туча с золотым краем, воздух сгустился в ожидании бури.

Вдоль ограды со стороны обрыва тянулась узкая тропинка – едва не сорвавшись в трясину и цепляясь за выщербленные ветром камни, еще хранящие тепло предыдущего дня, Клод добрался до куста боярышника, прикрывающего низенькую, утопленную в нише дверцу. Согнувшись, чтобы вставить висящий на шее ключ, Клод надавил из всех сил, и дверца приоткрылась, душераздирающе заскрипев. Словно желая замаскировать этот звук, в небе громыхнуло. По листьям защелкали первые капли.

Закрыв дверцу с другой стороны, Клод поискал освещенные окна – напрасно. Все спали. Или те, кто бодрствовал, находились в покоях, выходящих окнами в сад.

Далеко у ворот обиженно заржал Воронок – ничего, не растает.

Так же тихо Клод вошел в дом через черный ход. Даже отсюда слышался раскатистый храп Дебурне. Клод честно поднялся на второй этаж, с замиранием сердца толкнул дверь супружеской спальни: никого. Постель пуста, уголок перины отогнут, на подушке скучает ночной чепец Мари.

Клод вынул из ножен шпагу и пошел вниз.

– Все идут в Авиньон

И танцуют, и танцуют, – тоненький голосок Франсуазы приближается, она хватает его за руку. Сжав ее горячую липкую ладошку, он улыбается. Что-то холодное прикасается к другой руке: повернув голову, он видит Манон. «Ты же мертвая!» – хочет сказать Арман, но слова застревают в горле.

Манон поднимает руку и показывает себе на шею – из рассеченного горла ползет кровь, слышатся булькающие звуки, складываются в мелодию:

– В Авиньоне под мостом

Все танцуют, став кругом!

Не в силах отвести от нее глаз, Арман все убыстряет и убыстряет шаги, пока не начинает бежать, едва не падая – Франсуаза виснет у него на руке – ей еще тяжелее выдерживать темп, заданный Манон. «Скорей, скорей! Остановишься – умрешь! – хрипит Манон.– Как танцуют убийцы, мсье Арман? Как танцуют убийцы, Арман?»

– Арман! Арман, очнитесь! – слышит он и открывает глаза. Над ним склонился женский силуэт, в котором он, к своему облегчению, узнал Мари Бутийе. Она обтирает его лицо тряпицей, смоченной в прохладной воде.

– Слава Богу! – измученно улыбается она. – Вы третью ночь без сознания. После…

Дослушать он не успевает – громовой всхрап Дебурне покрывает конец ее речи. Молния на все небо разрывает сумрак за окном. Не успев зажмуриться, Арман на миг слепнет. И едва не глохнет от раската настоящего грома.

Следующее, что он видит, – черный силуэт в раме окна.

Черная фигура в развевающемся одеянии.

Мари удивленно разворачивается к окну. Удар локтем – Мари падает со стула.

Кинжал!

Арман успевает выбросить руки и остановить занесенное лезвие. Вцепившись в запястье убийцы, он чувствует, что сил у него не хватит – клинок все ближе, лицо убийцы искажается ухмылкой.

Он напрягает все силы, но гость словно каменный – ничто не может остановить неумолимое приближение стали.

Звук открываемой двери.

Глухой удар.

Убийца валится набок.

Мари – стоит, тяжело дыша.

– Что тут происходит? – молния вновь раскроила небо, осветив Клода со шпагой и Мари с бутылкой наперевес – лишь черный человек, скорчившийся на ковре, остается в тени.

– Господи, Клод! Как ты вовремя! – Мари, бросив еще один взгляд на черную фигуру, торопливо бежит к двери и закрывает ее.

Арман свешивается с кровати и видит кровавую лужу, которая мало-помалу окружает голову лежащего.

– Тебя послало Провидение! – крестится Мари. – Арман в горячке третий день, Дебурне свалился спать, я его сменила. И тут – этот… В окно! С кинжалом! Кто это? Что происходит, Клод?!

Клод подходит и испуганно смотрит за кровать. Арман неловко стискивает ворот ночной рубахи, тянется за халатом и встает, с трудом сохраняя равновесие.

– Ты цел? – с тревогой спрашивает Клод.

– Я-то да. А Мари? Мари, он вас ударил?

– Пустяки, – она потирает макушку, отыскивая на столе огниво. – По волосам попало. Все со мной хорошо.

Арман склоняется над лежащим. Светлый затылок, тонзура, сразу под нею – вмятина, наполненная кровью – почти черной при неверном свете свечи.

Пульса на руке нет.

– Мертв, – констатирует Арман.

Переворачивает труп – заурядные, неприметные черты, загорелое лицо, светлые, как рыбье брюхо, глаза… Отвратительный запах шибает в нос. Ни на что не похожий, тяжелый и какой-то чувственный – им словно пропитана шерстяная ряса.

– Чем от него пахнет? – больше ничего особенного в монахе нет – веревка, препоясывающая чресла, потрепанные сандалии, рубаха из толстого льна.

– Кровью? – поднимает брови Мари, поднося шандал поближе. – Смотрите, кинжал.

Под кроватью поблескивает кинжал. Арман тянется за едва не отнявшим его жизнь оружием, и чуть не кричит от удивления: этот стилет с мальтийским крестом на рукояти он сто раз видел в руках Клода Бутийе.

Молча протягивая другу стилет, Арман начинает дрожать: из окна тянет сыростью – дождь идет стеной, гроза удаляется, ворча, вот-вот рассветет.

– У меня его украли третьего дня, в «Святом Фиакре», Арман, – глаза Клода наливаются слезами. – Клянусь Мадонной! Я узнаю этого монаха – он тоже был в таверне! Просто сидел и все. А потом ушел. А потом у меня пропали носовой платок и стилет.

– Может, и платок тоже у него? – интересуется Мари, дотрагиваясь носком туфли до рукава убитого. – И бумаги какие-нибудь?

Преодолев отвращение, Арман быстро обшаривает тело. Четки – обычные, из Палестины – такие есть у каждого второго. Больше ничего.

– Это что же получается? – растерянно озирается Клод. – Мне специально прислали подметное письмо, чтобы я приехал?

Он торопливо рассказывает о своих злоключениях.

– А этот, – содрогнувшись, Арман обхватывает себя за плечи, – положил бы нас всех. Сначала меня с Мари, потом дождался бы тебя. Муж, жена и любовник – все очевидно: убил жену и друга и сам скончался от ран.

– Чем это ты его приложила, дорогая? – Клод нащупывает бутылку темного стекла, ставшую орудием мщения. – Бургундское? Анжуйское?

– Микстура от кашля, – Мари забирает бутылку и сует в карман сутаны убитого. – Ударная доза.