Бабушка, к ней я испытывала двоякие чувства. Любила? Да, несомненно. Но в то же время... за что она так со мной?

Хорошо она не желала открывать передо мной истину о родителях, но зачем же умалчивать об остальном?

Ведь рассказывала же в сказках о мире ином. Готовила к нему. Так почему же я обо всем узнала от постороннего?

Мстислав... Оборотень... Он ведь называл меня ведьмочкой. Все говорил, что должен обо мне знать...

Вот он единственный кто не дурил. А если бы не встретила я его? Покачав головой, вздохнула.

Тяжелые руки легли на мои поникшие плечи и чуть сжали их. На мгновение я испугалась, а потом поняла, что это Мстислав пожаловал.

— И давно ты стоишь за моей спиной? — вопрос вырвался сам с собой.

— Не отставал ни на шаг с самого начала, малыш, — тихо ответил мужчина. — Я умею быть бесшумным и незаметным. Ну и зачем ты сбежала, ведьмочка?

— Не каждый день узнаешь, что трех поросят все же съели, — съязвила я. — Я в детстве так радовалась, когда они прятались в кирпичном домике, а ты так жестоко развеял мою наивную веру в их чудесное спасение. А семерых козлят тоже твой предок съел?

— Насколько я знаю, в истреблении козлов мы не участвовали, — беззлобно ответил он, его руки скользнули по моим плечам и заключили в крепкие объятья. — Признаться, когда я понял, что ты не совсем понимаешь, кто такая, подумал — ты куда легче воспримешь информацию. Легче! Как можно такое легко воспринять?!

Я хмыкнула и вытерла щеку тыльной стороной ладони. На коже осталась влага то ли от слез, то ли от дождя.

— Все хорошо, моя девочка, — его голос звучал глухо и как-то неуместно интимно.

— Что же хорошего? Если вам верить, то моя мать — убийца. Отец — волк. Бабушка с дедом — обманщики. А я вообще невесть кто! — убитым голосом прошептала я и вдруг позорно разрыдалась.

Я так не плакала, даже когда дедушку хоронили, а тут. Такая горечь стояла во рту. Было обидно за себя и за бабушку. Нас же с ней натурально выбросили за ненадобностью. Моя мать — чудовище! Слезы лились ручьем, нос расклеился, и я по-детски хлюпала им, даже не пытаясь прекратить истерику. Мне нужны были эти слезы, слишком долго я пыталась быть сильной.

Крепкие мужские руки выпустили меня из объятий. И не успела я подумать, что, наверное, так и нужно. Никому не интересны чужие беды и рыдания, как снова оказалась в его руках, при этом еще и сидящей на его коленях. Распахнув куртку, Мстислав укутал меня. И вдруг стало так тепло. Его тело истощало жар в буквальном смысле.

— Тихо, ведьмочка моя, — губы Мстислава легко коснулись моих волос. — Если бы я знал, что это так сильно тебя ранит, молчал бы. Хватит плакать, красивая, ты делаешь меня беспомощным и слабым. Я совсем не знаю, как тебя успокоить.

Вопреки его словам, я обхватила мужчину за талию и прижалась хлюпающим носом к дорогой рубашке. Поток слез стал больше. Я все никак не могла взять себя в руки. Не хотела снова становиться сильной и большой девочкой. Мне было хорошо в его объятьях, так тепло и спокойно...

... Дождь усиливался.

А мы все сидели в старом заброшенном парке в ржавой беседке. Мой мир рассыпался на сотни осколков, и я уже не понимала, где же реальность, а где сказочный вымысел.

— Кто я? — шепнула сиплым от пролитых слез голосом.

— Ты? — отозвался Мстислав, легонько целуя меня в уголок глаза. — Ты моя маленькая ведьмочка с примесью охотничьей и волчьей крови. И чтобы бабушка не говорила, я чувствую, что сила ведьмовская твоя. Она приняла тебя, как родную, и растворилась в твоей крови.

Ласковые губы скользнули в сторону и прошлись по моему виску. Я осознавала, в каком двусмысленном положении сейчас нахожусь. Ночью в безлюдном месте в объятьях взрослого состоятельного мужчины. Впору смутиться и покраснеть, извиниться и убежать домой, поджавши хвост. Вот только не хотелось мне этого всего. Я чувствовала себя уютно, прижимаясь к теплой мужской груди.

— А каким образом ты волк? Ведь ты человек? — не унималась я.

Теперь, когда рыдания я подавила, на первый план вышла необходимость разобраться во всем.

— Оборотень, — подтвердил он мои догадки. — Двуликий, так нас называют.

Глава 42

Двуликий... Эта странное слово показалось мне незнакомым, но смысл его прекрасно поняла. Прижимаясь к Мстиславу, я пыталась переварить все, что услышала на кухне собственного дома. Не верилось... Но в то же время ведь и сама понимала — со мной что-то не так. То изображение в зеркале, пропавшая седина у Кузьки, странные сны.

— Почему она не сказала раньше? — этот вопрос мучил меня более остальных.

— Боялась за тебя, Кать, — шепнул он, обжигая висок дыханием. — Детям вообще не сообщают о нашем мире. В них же ничего не держится. Много раз в истории бывало, что нас обнаруживали из-за несдержанности ребятни. Целые общины погибали. Вот и готовят их к правде с пеленок...

— Сказки, — сразу догадалась я.

— Да, они самые, — он кивнул. — Раскрывают правду, лишь когда сила дает о себе знать. Но не раньше. Как правило, это происходит в десять — одиннадцать лет. Это важно. История у нашего рода тяжелая. В мире лесных жесткие, а порой и жестокие законы. Девушки до полного совершеннолетия находятся под опекой родителей. Учиться в человеческих ВУЗах — только с разрешения главы поселения. Брак так же. Как правило, женщина из родительского дома идет сразу в дом к мужу. К слову, ты еще не достигла того возраста, чтобы быть самостоятельной, — он хмыкнул, — но при этом твои родители не исполняют своих обязанностей. За это они понесут строгое наказание.

— За меня отвечает бабушка? — мне было смешно слушать его.

Несовершеннолетняя!!! Да уже девятнадцать лет... Куда еще совершеннолетней-то?!

— Нет, твой опекун выходит я, — Мстислав тихо засмеялся. — Ты моя, Катюша, как ни крути.

— Это как? — я снова ничего не поняла.

— А так... — Он тяжело вздохнул и, обняв меня крепче, поставил подбородок на мою макушку. — Обеспечивать,