- В каких Березках?

- Ну, на том берегу, где военным квартиры дают.

- Она вышла замуж за военного? – Кирилл судорожно сжал руль.

- Да нет, они вдвоем с Соней живут. Пап, только не говори ей, что ты через меня все узнал, ладно? – Эдик слегка дернул отца за рукав. – Я обещал, я честное благородное слово давал. Она сказала, что верит мне.

- Выдрать бы вас обоих благородно так: одна обиделась на пустом месте, другой в партизана играет.

- Надя сказала, что они с Соней тебе не нужны, и чтобы я не забивал тебе голову такой ерундой, что у тебя трудный период и тебя жалеть надо.

- Офигеть, какая жалость. Прятать родного ребенка.

- Но Надя сказала, что ты сказал… сказал, тебе дети больше не нужны, а мне сестра не помешает, она такая прикольная, правда кусается.

Кирилл плавно повернул на набережную, раздражение стало спадать.

- Давно ты с ними общаешься?

- Три месяца.

- Три месяца?! Точно партизан. И как ты их нашел?

- В сети.

- Где? – приподнял бровь Кирилл.

- Ну, я рецепты шарил, самые простенькие, бутерброды там и прочее. Гляжу – классный канал: «Завтрак за пять минут». Там такие часы, песочные. Женская рука их переворачивает, голос говорит: «Поехали», и в режиме онлайн за пять минут быстро завтрак готовится: сэндвичи, яичницы необычные, каши, сырники. Пока последняя песчинка упадет, еда готова. Но кто готовит – не видно, только руки и голос женский. Мне показалось, что это Надя. Я стал смотреть. Выпуски раз в три дня. Крутой канал, уже пять тысяч подписчиков. А там еще иногда детские ручки проскакивали, и эта женщина ребенка Соней называла: «Скажи, Сонечка, вкусно? Соне понравилось. А это блюдо маленьким детям не подходит». Но я сомневался, у Нади ведь не было ребенка. А потом она приготовила лилии из кабачков, как у нас дома делала, один в один. Я ей в личку написал. Я ей слово дал, что тебе не расскажу, и она меня домой пригласила.

- Как они живут? – сердце Кирилла сжалось. – Бедствуют?

- Нормально они живут. Квартира классная – студия: кухня и комната сразу.

- Студия? Ну, да, ей же надо на что-то жить, – себе под нос проворчал Кирилл.

- Но там чистенько и мебель хорошая. У Сони кроватка уже есть. Я спросил, чей это ребенок? А Надя сказала – только мой. Но у меня может и три по математики, но посчитать я сумел, не маленький уже. Пап, это наша девочка. И тетенька из подъезда их сказала: «Как сестренка на братика похожа». Давай их назад заберем.

- Обязательно заберем, – Кирилл ликовал, завтра он увидит Надю, да можно было и сегодня помчаться. Время правда полдесятого, но это не беда. Он уже хотел развернуть машину, но тут вспомнились слова Эдика, как упорно Надя называла Соню только своей, настаивала, что они не нужны Кириллу. Она злится, очень злится. Нельзя с наскока вот так врываться, надо переждать эту ночь, подготовить речь, как оправдываться, что обещать. Кириллом вдруг овладела какая-то робость и мандраж. Он набрал Терентьева и приказал собрать сведения по Березке и Надиному житью-бытью.

И только получив подробный отчет и примерно набросав план действий, на утро второго дня Медный взял старенькую машину Семеныча и поехал на левый берег…

Колеса продолжали отстукивать километры. Все правильно, все по справедливости. Он не кинулся тогда сломя голову к любимым девчонкам, струсил, испугался презрительного взгляда медовых очей. Отмотать бы пленку назад, да только функции такой не предусмотрено.

Какое удовольствие – есть пломбир прямо на улице, в мороз, раскалывая зубами пластинки шоколада и вгрызаясь в молочную мякоть. Кирилл глотал лакомство большими кусками, отводя взгляд от изумленных прохожих. Странно, как только он вышел из морга, ему до боли захотелось окунуться в беззаботное детство, смыть ужасы реальной взрослой жизни. На негнущихся ногах он дошел до первого супермаркета и купил два брикета пломбира. Дрожь в пальцах никак не удавалось унять, наверное, дама на кассе решила, что у него похмелье, и сочувственно спросила:

- Может пива?

- Не надо.

Мороженное обжигало горло и приводило в чувства.

Это не она, молодая красивая, жить да жить, о ней кто-то всплакнет, обязательно уронит слезу, но это не Надя! Он знал это заранее, внутреннее чувство шептало – она жива, у нее все в порядке, она себя в обиду не даст. И все равно мерзкий страх не дал хладнокровно пройти новое испытание. Было горько, и подсластить эту горечь не мог даже пломбир.

Кирилл взял такси и отправился в Рязань по адресу, продиктованному Терентьевым. В далекую бабушку Медный тоже отчего-то не верил, но проверить следовало.

Большой кирпичный девятиэтажный дом он нашел сразу: в прошлом - белоснежная брежневка, гордо возвышавшаяся среди низкорослых шлакоблочных хрущевок, ныне же - серое здание депрессивного вида. Кирилл вошел в раздолбанный подъезд. Лифт с выломанными кнопками не внушил доверия, поэтому Медный отправился на четвертый этаж по лестнице. Массивная дверь казалась неприступной. Кирилл позвонил несколько раз, он явственно слышал топот ног, но открывать ему никто не собирался. В последнее время перед Кириллом часто вставали закрытые двери, поэтому он настойчиво продолжил звонить.

- Вы из собеса? – услышал он жалобный слабый голос.

Дверь слегка приоткрылась и за металлической цепочкой появилась толстая старая женщина в тертом халате.

- Я не из собеса, я Надю ищу.

Из квартиры пахнуло застоялым духом: почудились толпы тараканов, гуляющих по столу, и грязная посуда в раковине с желтыми разводами. Заходить туда Кириллу перехотелось.

- Какую Надю? – тон бабки из жалобного сразу превратился в недовольный.

- Внучку вашу, Надю Кораблеву.

- Налетело воронье, смерть мою чуете, квартиру вам мою подавай. Сто лет никто не приезжал, а тут пожаловали. Вот вам, а не квартиру! – бабка высунула в щель большую фигу. – Я ее в фонд мира отпишу, деткам голодающим. Явилась она с подарками, подарков на копейку, а квартиру подавай!

- Так она была здесь? – оживился Кирилл.

- А ты кто такой? – бабка прищурилась.

- Я Надю ищу, – уклончиво ответил Кирилл, – так она была здесь?

- И вся семья их такая, гнилье, – бабка понизила голос и тревожно оглянулась, – у Кораблева денег много, он из ресторана гребет и правой, и левой, там такие деньги крутятся. Вы бы меры приняли.

- Дед Нади давно умер, – разговор через щель напоминал театр абсурда.

- Да, доченьку мою сгубили, – всхлипнула бабка, заливаясь слезами, – а Райка позвонила, говорит – памятник надо ставить. У них денег куры не клюют, а они за наш счет хотели памятник и сынку своему поставить. Нет, ты представляешь? Уж мы их сразу раскусили. Я ей так и сказала – фигу вам, а не памятник, обойдетесь. А я всю жизнь на заводе, здоровье потеряла, дед мой помер, одна одинешенька, денег на лекарства нет, голодаю, – она вытащила из широкого кармана грязный мятый платок и высморкалась.