я никогда не была беременной, – говорю четко, отрывисто, так, чтобы не пойти на попятную.

– То есть ты врала мне… врала мне все это время?

На его лице нет эмоций. Он просто открывает рот, из которого вылетают слова.

– Я не хотела, это произошло случайно. Прости меня, я…

Леша делает шаг назад. Выпускает мои руки из своих ладоней.

– Леш, я…

– Я понял.

– Ты уйдешь?

– Я приглашен на ужин.

На этих словах Леша отворачивается и быстрым шагом идет на кухню. Смотрю ему вслед, а потом, потом плавлюсь на протяжении двух часов. Двух часов настоящего ада. В доме гости, и никто, кроме меня, Леши и мамы, не знает о моем вранье. Даже папа находится в неведении.

– Ты хочешь рассказать им? – сжимаю бокал с безалкогольным коктейлем крепче, поворачиваясь к сидящему рядом Кирсанову.

– Зачем? – даже не смотрит.

– Не знаю. Поговори со мной, скажи что-нибудь. Пожалуйста.

– У меня пока нет желания с тобой говорить.

– Тогда скажу я, – улыбаюсь и, поднявшись со стула, ударяю вилкой по бокалу, чтобы привлечь к себе внимание. – У меня для вас новость!

Я уже открываю рот, чтобы рассказать правду и прекратить эти поздравления и вопросы о малыше, но Леша меня перебивает, произносит какой-то тост и давит взглядом, чтобы я села обратно. Прижала попу к стулу и молчала.

Когда гости расходятся, Кирсанов о чем-то говорит с папой и выходит из дома. Бегу следом, но он делает вид, что не видит. Садится в машину и уезжает. Просто уезжает, оставляя меня одну.

Аспид 

Перед глазами коридор, но я боюсь сделать шаг, чувство вины пришибает к полу и не дает пошевелиться. Я его чувствую так остро, как и много лет назад. Чувствую и задаюсь одним-единственным вопросом: почему страдают они, не я?!

Мама тоже здесь, ее обкололи успокоительными и положили в соседнюю палату.

Делаю шаг, первый, тяжелый. Переступаю порог Асиной палаты, и в глаза сразу бросается ее бледное лицо с кровоподтеками и синяками. У нее разбиты губы, нос, рассечена бровь. Тонкие, лежащие параллельно телу руки от плеча до запястья изуродованы гематомами и ссадинами.

И сейчас, смотря на сестру, я хочу сдохнуть. Хочу чертову пулю, чтобы все закончилось.

Опускаюсь в кресло напротив кровати и аккуратно сжимаю ее руку в ладонях. Слух раздражает писк аппаратуры, кажется, палату доверху нашпиговали этими приборами. Я нахожусь здесь очень долго, просто сижу рядом и верю, что от этого ей хоть немного легче.

К обеду следующего дня Ася приходит в себя. В ту минуту, когда она открывает глаза, я стою на крыльце больницы, курю. Вдыхаю никотин, медленно отравляя легкие и весь организм в целом. Нервы сдают.

Мне сообщают, что она очнулась, по пути в палату. Врач, которая ее ведет, задерживает в коридоре, начиная разговор с главного:

– Ей нужен хороший психолог. И ваша поддержка после того, что она пережила. Жертвы насилия…

– Я понял, – обрываю, потому что пока не в состоянии это слушать. Знаю, что должен, но не могу.

Переступив порог палаты, опускаюсь на стул рядом с кроватью.

– Ты очнулась…

– Лучше бы я этого не делала, – Ася отворачивается, стирая выступившие слезы.

– Не говори так.

– Как? Ты не имеешь и малейшего понятия… – замолкает. – Уйди, Леш, я не хочу никого видеть.

С этого момента дни превращаются в смазанное пятно из больничных коридоров, слов врачей и кардинальных решений. А потом моя сестра решает выброситься из окна, почти на моих глазах. Я успеваю вернуть ее в комнату. Всего секунда – и этого было бы невозможно предотвратить. После такого твой мир кардинально меняется. Ты меняешься. А вокруг, вокруг не остается ничего хорошего. Только беспросветная тьма. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что, если мы не уедем, подобное может повториться снова. На меня давят, практически выколачивают деньги. Старые «друзья» отца стряхивают с меня то, что когда-то был должен он. Если бы я не полез в его старые дела, не захотел вернуть участок, где был дом, не напомнил о себе, подобного бы не произошло. Самой большой проблемой нашей нынешней жизни был бы мамин Жорик, проигрывающий деньги в карты. Хотя теперь его и след простыл.

Ася хотела прыгнуть вниз, даже написала записку. Клочок бумаги и четыре слова:

«Простите, я не могу…»

Вот и я не могу, не могу больше здесь находиться… Вокруг так много дерьма, и я ненавижу себя за случившееся.

Поэтому в экстренном порядке подписываю контракт с канадской командой, от которой поступило предложение о трансфере сразу после чемпионата, и отправляю сестру вместе с мамой в клинику на другом конце земного шарика.

Для того чтобы все изменить, нужно не так много. Всего три дня, и я обрываю контакты. Улетаю. Не встречаюсь с Теоной, потому что не хочу видеть ее разочарование. А рассказывать о случившемся… Зачем? Она будет переживать, но это не изменит моих решений. К тому же со мной ей опасно. Именно это я говорю ее отцу, прошу, чтобы он оградил ее от происходящего. Не позволил меня искать.

Я уверен, что в данном отрезке времени поступаю правильно. Выставляю на продажу всю московскую недвижимость. Выплачиваю половину отцовских долгов. На остальное мне дают отсрочку.

А потом, потом приходит сообщение о беременности. Одна фраза, и все снова меняется. У меня не возникает сомнений, вопросов. Я знаю одно – что нужен ей. Нужен, но не готов впустить в свою жизнь, пока окончательно не разберусь с проблемами.

Начинается череда встреч, звонков, жизнь на расстоянии. А теперь, я узнаю, что все это ложь…

Меня ломает. В квартире, которую я до сих пор не могу продать, пусто, темно и тихо. Сажусь на диван, запрокидывая голову на спинку, и долго смотрю в одну точку в окне. Горящий фонарь. Его тусклый желтый свет вводит в состояние отрешенности. Она врала. Для чего? Знала, что происходит, и врала… Хотела удержать? Хотела наладить все вот так? Грязно, исподтишка.

В двери проворачивается ключ, но я не реагирую.  Слышу робкие шаги, тихое дыхание. Чувствую, как проминается диван рядом со мной, как ее пальцы касаются моих, у нее теплые руки, нежная кожа. В ней течет жизнь. Она пришла, потому что ее мучает чувство вины. Оно ее мучает, а мне все равно.

– Я принесла тебе поесть, – ее голос разрывает тишину, – Леш…

Но мне было легче, когда она молчала. Нужно, наконец, закончить это. Закончить раз и навсегда.

– Я слышу, но не хочу.

– Тебе нужна