Утром я первым делом побежала к Вячеславу Андреевичу отпрашиваться в город с ночевкой. Для этого пришлось сказать правду – что еду на похороны, правда, скрыв, кого именно будут хоронить. Я не могла произнести Светкино имя в одном предложении со словом «похороны», я до сих пор до конца не верила, что ее больше нет.

Васильков обещал решить вопрос после планерки, и я поняла, что он должен сперва поговорить с Аделиной – наверное, на ночь отсюда никто не отпрашивался. Ничего, подожду, еще очень рано, и я все успею.

Пропуск он мне отдал в половине десятого, и лицо при этом сделал не очень довольное.

– Я что-то нарушаю? – убирая пластиковую карточку в карман сумки, спросила я.

– Ну, скажем так – Аделина Эдуардовна довольна не была. Насколько я в курсе ситуации, вам бы не стоило ехать в город и тем более оставаться там ночевать. Но похороны, конечно, мероприятие не из приятных и не из легких, думаю, что ехать на ночь глядя по загородной трассе потом не слишком захочется. Попрошу вас только приехать завтра до десяти утра.

– Конечно. Я вас не подведу… мне действительно нужно поехать… понимаете… погибла моя подруга, единственная… – я почувствовала, что вот-вот расплачусь, и отвернулась.

Васильков погладил меня по голове, как ребенка:

– Сочувствую. Хотите, выпишу легкое успокоительное, вдруг пригодится?

– Спасибо, лучше завтра. Мне сегодня нужно быть в форме, а такие препараты делают меня сонной и вялой. Я должна поддержать ее мать, она инвалид, и без того тяжко… Но все равно, спасибо еще раз.

Васильков пожал плечами и ушел, а я быстро оделась, взяла сумку, сунула в нее телефон и направилась к выходу из отделения, очень надеясь не наткнуться на Игоря.

На поминки я не осталась. Мне вполне хватило впечатлений от того, что я увидела подругу в гробу – маленькую, вроде бы даже похудевшую, без привычных очков – и совершенно чужую благодаря стараниям специалистов из морга. Никогда бы Светка не накрасилась так, как сделали это они. На белой кружевной подушке лежала Светка – и в то же время совершенно незнакомая женщина с аккуратно убранными под кружевной шарф волосами. Илана Григорьевна держалась стоически – ни рыданий, ни слез, только все время трогала Светкину руку. Мне вообще показалось, что она просто напичкана лекарствами и мало что понимает из происходящего вокруг. Антон в черном костюме и рубашке стоял с другой стороны гроба и неотрывно смотрел на мертвое лицо Светки. Я видела, как из-под очков катятся слезы, падая прямо в гроб. Это зрелище было настолько душераздирающим, что я пожалела о том, что отказалась от предложенных Васильковым таблеток, сейчас бы парочка мне не помешала. Своих слез я не ощущала, хотя, судя по каплям на куртке, они текли не хуже, чем у Антона. Зато хорошо ощущала страх. Страх за то, что сейчас Антон обвинит в произошедшем меня – он ведь наверняка знал, куда поехала Светка. Но Антон вообще не смотрел в мою сторону, все внимание его сосредоточилось на Светке, которую он видел в последний раз. Сейчас закроют крышку, и все – этот лист его жизни окажется перевернутым, и ему нужно будет идти дальше, как-то строить свою жизнь. Он сможет со временем влюбиться в кого-то, даже создать семью… А у Светки никогда уже этого не будет. Почему эти дураки не поженились, почему не родили детей? Сейчас, наверное, и Илане Григорьевне, и Антону было бы чуть легче. Или – сложнее?

Когда на опущенный в могилу гроб полетели комья земли, я почувствовала, что вот-вот упаду, и пошла к выходу с кладбища, не в силах дождаться конца этой скорбной процедуры. Сегодня снова не было дождя – как будто специально, чтобы похоронить Светку не в грязи, а в сухой могиле. Наверное, это что-то значит…

Решив, что нет смысла объяснять Илане Григорьевне причину нежелания ехать на поминки – все равно до нее не дойдет сейчас, – я вышла на трассу и подняла руку, останавливая попутную машину. Поеду в баню, пока есть возможность, а потом вернусь в Светкину квартиру, там как раз уже все разойдутся, народа совсем немного – сослуживицы, подруги Иланы Григорьевны, какие-то немногочисленные родственники.

Возле меня притормозил пожилой мужчина на новенькой синей «Ладе», я назвала адрес, и он кивнул:

– По дороге, садитесь.

Я забралась на заднее сиденье и поежилась:

– Мы можем поскорее отсюда уехать?

– Покойников боитесь?

– Только что подругу похоронила.

Мужик пробурчал извинения и умолк, больше не докучая мне. Через полчаса, одолев длиннющую пробку, мы оказались у банного комплекса. Я рассчиталась с водителем и вышла, прикидывая дальнейший план действий. Тут не представишься журналистом – кому интересны статьи о бане? Может, попробовать так, нахрапом, а дальше сориентируюсь? Пока я размышляла на крыльце, дверь открылась, и вышла женщина в белом халате:

– Вы по объявлению?

– Что?

– Вы, говорю, по объявлению, на должность администратора?

О, а вот и предлог! Определенно мне начало везти после нескольких месяцев тотального лузерства.

– Да-да, по объявлению… вот только не могу резюме найти, – делая вид, что роюсь в сумке, сказала я.

Женщина засмеялась:

– Милая, да кому оно тут нужно? Идемте, Игнат Васильевич ждет.

Ну, совсем повезло – прямо к нужному человеку попаду. Осталось быстро придумать что-то понятное и не вызывающее подозрений.

Мы прошли по гулкому коридору куда-то в глубь здания, остановились около массивной двери, и женщина велела:

– Погодите секунду, сейчас я ему скажу, что вы пришли.

Она просунула голову в кабинет и объявила:

– Игнат Васильевич, к вам тут по объявлению… администратор.

– Пусть подождет, я занят, – раздалось из кабинета.

Женщина, вынырнув обратно, бросила мне:

– Тут постойте, он освободится и позовет вас сам, а я пойду, мне еще товар принимать.

Я не стала уточнять, что за товар, меня больше интересовала приличная щель, которую оставила в двери стремительно удалявшаяся по коридору женщина. Осторожно переместившись ближе, я поняла, что в кабинете Игнат Васильевич не один – слышался еще и женский голос:

– Я тебе говорю… Он никуда не денется, слишком побоится потерять то, что имеет. А у меня убойный компромат на руках, если покажу кому – все, кранты. Так что сделает он все, что я скажу.

– Ох, не зарывайся, Валька. Оторвет он тебе голову за такой шантаж. Я бы оторвал.

– Ну, то ты, а то этот невротик. Ты бы его видел – губешки сразу синие, ручонки трясутся… да я даже когда по телефону говорю, вижу эту картину.

– Это чем же таким он тебе насолил, Валентина, что ты по сей день забыть не можешь?

– Подставил он меня, с работы выперли. С хорошей работы, между прочим! И я доказать не смогла, хотя и знала, в чем причина. А потом случайно мне такой козырь в руки приплыл… Как знала, что пригодится. Ну, не мне – так хоть тебе вот.