– Ого… – выдохнула я, чуть подавшись вперед и демонстрируя удивление, шок и интерес. – Какая красота… это фианиты?

– Что? – фыркнул Игнатюк. – Это бриллианты, барышня. Фианиты… Вы ранили меня в самое сердце подобным предположением.

– Простите… – сконфузилась я. – Даже в мыслях не было… просто никогда не видела бриллиантового колье так близко.

– Ну, посмотрите, – великодушно предложил Игнатюк, придвинув ко мне книгу.

На самом деле меня совершенно не интересовали камни. Я соображала, как выведать у него о пропаже броши, что бы такое спросить, чтобы иметь возможность дальше раскручивать эту тему.

– Жаль, мне совершенно некому предложить носить это, – сказал Игнатюк, закрывая книгу и убирая на полку. – Моя жена умерла, детей нет, есть только племянник.

– Ну, возможно, он когда-нибудь тоже женится.

– Этому субъекту я не доверю даже столовую ложку. Но мы отвлеклись от темы.

И я признала поражение, продолжив задавать ненужные мне вопросы. Но взгляд мой невольно возвращался к книжным полкам – я искала подтверждение своей догадке. Должна быть брешь, где-то на полках непременно должно быть пустое место – там, откуда достали ту шкатулку, что хранится у меня. Конечно, при таком огромном количестве можно сразу и не заметить, но… и я ее нашла. Второй шкаф от окна, третья полка сверху, пять книг есть, потом небольшой провал и снова книги. Видимо, там она и стояла, эта чертова шкатулка с брошью.

Закончив задавать вопросы, я встала, поблагодарила Игнатюка за ответы и собралась уходить, напоследок еще раз скользнув глазами по той самой третьей полке. Нет, мне не померещилось – там точно есть пространство, тогда как все остальные полки набиты плотно. И еще эта оговорка про племянника… Что-то здесь не так.

– Я не пойду вас провожать, прошу меня извинить, должен сделать важный звонок, – сказал Игнатюк, вставая из-за стола. – Юля откроет вам входную дверь. Всего хорошего, Надежда.

– Я пришлю вам текст на согласование.

– Не нужно, я вам доверяю.

А вот это показалось мне странным. После того как наш портал довольно резко высказался на тему его прошлого, я бы каждую статью, где упоминалось мое имя, штудировала бы лично на предмет несоответствий. А он отказался.

Я попрощалась и вышла, но, закрыв за собой дверь, невольно вспомнила поход к ювелиру и то, как Светка вернулась, чтобы подслушать, кому он будет звонить. Не знаю, с какой целью это сделала, но я не сразу пошла к лестнице, а, прижавшись ухом к двери, затаила дыхание.

– Максим? – раздался сиплый голос Игнатюка. – У меня сегодня была журналистка из «Новостей города», Краснова Надежда. Ты проверил бы, чем дышит. Да уж больно глазами по сторонам шныряла. Я наживку кинул, она заглотнула, а потом все озиралась, рассматривала. Как бы чего снова не вышло, хватит с меня этого идиота Игнашеньки. Телефон я продиктую.

Поняв, что больше ничего интересного не произойдет, а на меня объявили очередную охоту, я быстро спустилась по лестнице, нашла дверь и без помощи Юли выскочила на улицу, стараясь поскорее оказаться как можно дальше от этого дома.

Игорь

Постоянно копаться в прошлом – все равно что ехать в транспорте спиной вперед. Не видишь перспективы, не различаешь происходящего, только вглядываешься в то, что уже никогда не повторится. Но приходится делать это, пока живы призраки этого самого прошлого. Игорь злился на себя за то, что не смог преодолеть внутренний раздрай, не смог взять себя в руки и вызвал гнев Аделины и наверняка подозрения. Ну а как еще реагировать, когда человек то и дело пытается спихнуть одну и ту же операцию? Ведь Драгун была права, говоря об этом. Но Игорь не мог сказать ей, что вид подготовленной к разрезу женской грудной клетки вызывает в нем ассоциации, с которыми он ничего не может поделать.

После смерти отца в доме поселилось что-то такое, от чего Игорю постоянно хотелось убежать. Он начал заниматься футболом – только чтобы как можно меньше находиться в одном помещении с матерью.

Она не обвиняла, нет – напротив, проявляла чуткость и какую-то, пожалуй, чрезмерную заботу, словно старалась оградить Игоря от его же мыслей.

– Ведь ты же чувствуешь вину, – твердила она, проверяя, хорошо ли он завязал шнурки кроссовок. – Ты такой ранимый, сынок, такой нежный, тонкий – ты не можешь не чувствовать. Но не терзайся, в произошедшем с папой нет твоей вины.

И Игорь от этих слов чувствовал себя убийцей – словно взял нож и вонзил в отцовскую грудь. Он стал плохо спать ночами, потерял аппетит, забросил футбольную школу, где его считали подающим надежды. Тогда он переместился в городскую библиотеку, засиживаясь там до закрытия в окружении книг по биологии, химии и медицине.

Дома становилось все невыносимее – мама вдруг сделалась до сумасшествия педантичной, аккуратной, с маниакальной страстью следила, чтобы ничего не валялось, а каждая вещь была на своем месте. Она натирала полы и окна, беспрестанно вытирала несуществующую пыль, мыла, скребла, чистила – превратила дом в стерильную капсулу, и Игорь все время ждал, когда же она установит камеру для дезинфекции на лестничной площадке.

Она уволилась из школы, работала только в поликлинике, и там ее, наверное, обожали за маниакальную чистоплотность. Денег не хватало, Игорь до школы разносил газеты, а после – бегал с разными флаерами, раздавая их на трамвайных и автобусных остановках. Это приносило мало денег, но зато давало законные несколько часов отсутствия дома.

Школу он окончил довольно средне, но в институт поступил, удивив и директрису, и учителей, которые не возлагали на него больших надежд. Однако Игорь получил высшие баллы по всем предметам на вступительных экзаменах и был зачислен на первый курс лечебного факультета. Учился он истово, одержимо, пропадал в анатомичке и библиотеке, занимался в научном студенческом обществе и настроился получить во что бы то ни стало красный диплом. Он отказывался от вечеринок, устраиваемых однокурсниками, зато устроился работать санитаром в приемный покой больницы и теперь после учебы три раза в неделю бежал на ночные дежурства. Мыл полы, помогал транспортировать больных, убирал кабинеты и приставал с вопросами к медсестрам. На втором курсе он уже умел мастерски находить любую вену и попадать в нее иглой с первого раза, знал множество манипуляций и охотно подменял ночами девчонок, выполняя за них всю сестринскую работу. На третьем курсе, после практики, ему предложили стать медбратом, а через полгода заведующий кардиологическим отделением, заметив способного и целеустремленного студента, перевел его к себе в отделение. На пятом курсе Игорь впервые ассистировал на замене сердечного клапана и потом неделю ходил как под кайфом от нового ощущения. Он понял, что может, действительно может помогать людям с больным сердцем. Это так окрылило его, что он твердо понял – его путь отныне связан только с кардиохирургией. Он читал труды всех известных специалистов в этой области, боготворил Лео Бокерию и мечтал хоть однажды оказаться в его институте. Интернатуру и ординатуру он проходил в своем отделении, там же остался и врачом – заведующий ни в какую не хотел с ним расставаться.