– Да где ж они, шальные! Вот напасть! Куда ж их кикиморы унесли? Ой, Мати Макоше, Велесе-боже, спасите нас, боги великие! – наперебой причитали обе хозяйки, то кидаясь за ворота, то устремляясь назад в дом, к пожиткам.

– Да живее! Не копайтесь! Перебьют нас тут всех! – покрикивали мужчины, но среди несмолкающих воплей с улицы, топота сотен ног по деревянной мостовой, коровьего мычанья и лая собак люди внутри двора почти не слышали друг друга.

– Где они? – накинулись женщины на Загляду, едва увидев ее. – Не с тобой?

– Кто?

По ее растерянному лицу женщины и сами увидели, что о детях Загляда ничего не знает, и снова заметались между улицей и двором. Горюшко уже сидел в коробе волокуши, закутанный в козью шкуру, служившую ему одеялом, и вопил без передышки, увеличивая тем всеобщий переполох.

– Я знаю, где они! – вдруг воскликнула Загляда, сообразив, о чем речь. Догада говорила ей, что собирается к варяжскому святилищу – верно, и оба брата с ней! —Я их приведу!

Мигом повернувшись, она бросилась прочь со двора. Уворачиваясь от лошадей, запряженных в волокуши, от мычащих коров и торопящихся людей с узлами и коробами, она бежала к Варяжской улице. Торопливо скользя взглядом по толпам ладожан, Загляда пыталась отыскать среди них русую головку Догады с красным лоскутком в косичке и белые головы Починковых сыновей. Что с ними случилось, почему они не слышат тысячи голосов общего испуга и не спешат домой? Что с ними сделается в такой давке? Их затопчут, они потеряются, попадут под копыта какой-нибудь обезумевшей лошади!

Загляда увидела их на полпути к Варяжской улице и сразу поняла, отчего они задержались. Догада не могла идти, а поджимала одну ногу и пыталась прыгать на второй, опираясь на обломок жерди, который братья выдернули для нее из чьего-то тына. Заревко и Вересько старались поддержать ее с двух сторон и помочь идти, но от испуга и растерянности все трое только мешали друг другу.

– Что с вами? – закричала Загляда, устремляясь к ним, но голос ее тонул в общем шуме. – Родичи там с ног сбились, или не видите – варяги на нас разбоем идут!

– Она в мосте[164]ногу зашибла! Ступить не может! Меж бревен вступила – подвернула! – наперебой принялись объяснять братья.

Сама Догада только хмурилась и кусала губы от боли и досады, с трудом сдерживая слезы. И надо же было ей попасть ногой меж бревен мостовой именно теперь!

Загляда видела, что Догада не может идти сама. Неразборчиво причитая, она в смятении подхватила девочку на руки и понесла к Корабельному концу. Ни в какое другое время она не смогла бы поднять рослую и крепкую восьмилетнюю девочку, но теперь Загляда и сама не заметила, откуда и как взялись у нее силы. Едва уворачиваясь от беспорядочного потока беглецов, стараясь не споткнуться и беспокоясь только, как бы в толчее не потерять Починковых сыновей, Загляда добежала до двора Середы, где женщины уже голосили в полном отчаянии, едва надеясь дозваться детей.

Увидев Загляду, все кинулись к ней, Середа выхватил у нее из рук девочку, и Загляда чуть не упала. Руки и ноги ее от недавнего напряжения вдруг так ослабели, что она едва могла двинуться. Крики вокруг звоном отдавались у нее в ушах. От волнения, испуга и усталости Загляда почувствовала себя совсем разбитой. Время как будто замерло: Загляда и знала, что нужно сейчас же куда-то бежать, что-то делать, искать спасения, но не могла пошевелиться и стояла, бессильно прислонившись к тыну.

– Бьерк-Силвер! – раздался рядам с ней взволнованный, прерывающийся от тяжелого дыхания голос Тормода.

Загляда обернулась: от непривычной спешки Тормод едва дышал, его белая борода топорщилась, брови вздыбились, морщина на лбу стояла торчком, как копье.

– Бьерк-Силвер! Я тебя нашел! – едва сумел выговорить он, взяв Загляду за плечо и стараясь оторвать ее от тына. – Слава Фригг и Хлин! Скорее! Снарт, гакк хэдан! Здесь нельзя тебе быть! Нельзя!

Тормод путался в славянских и скандинавских словах, голос его прерывался от усталости и волнения.

– Скоро иди в борг[165]! За стены! Иди, а то викинги возьмут тебя! Они ищут красные девы! Здесь никто тебя не мочь защитить! Иди, я не хочу, чтобы ты пропасть! Вот, возьми!

Дрожащими руками Тормод стянул с шеи ремешок, на котором висели его амулеты – молоточек Тора и кабаний клык с руническим заклинанием, – и повесил его на грудь Загляде.

– Это сохранит тебя. Иди, иди!

– А ты? – Потрясенная Загляда схватилась за ремешок у себя на груди. То, что Тормод пожелал расстаться с последним из своих сокровищ, напугало ее чуть ли не больше всего предыдущего. Поистине рушится мир! – А ты-то что? Вместе пойдем!

– Я уже старый, меня не слушаются ноги, со мной ты не дойдешь! Иди сама, скорее иди! За меня не бойся, кому я нужен! Меня не тронут! Там же мои соплеменники! – торопливо убеждал ее Тормод, сам себе не веря да и не задумываясь над своими словами. – Если ты попадешь к викингам, для меня это будет хуже смерти. Я не для того выжил в могиле, чтобы увидеть твою гибель! Иди, иди!

Загляда не все и поняла в его сбивчивой речи, но послушалась. Середа со своими домочадцами, наконец, готов был тронуться со двора. Оторвавшись от тына, Загляда хотела идти за Середой, но вдруг в шуме за тыном что-то изменилось. Тревожные призывы и выкрики сменились криками ужаса и женскими визгами, и сквозь них ясно был слышен холодный звон оружия.

Казалось, совсем немного времени прошло с тех пор, как передняя ладья Эйрика ярла показалась перед Велешей. Но вот уже десяток его боевых кораблей, на каждом из которых было не меньше сотни хорошо вооруженных и умелых воинов, шли по Волхову мимо городских построек. Не нуждаясь в пристани, они приставали к берегу в любом месте. Как будто зная заранее расположение ладожских улиц, корабли расходились по реке, не мешая друг другу. С бортов и кормы каждого из кораблей десятками спрыгивали воины в железных шлемах и быстро выбирались на берег, круглыми красными щитами прикрываясь от стрел, которыми их пытались остановить ладожане.

Но сопротивление было беспорядочным и слабым, и крепкие мечи викингов уверенно одолевали его. От детинца уже бежала дружина посадника Дубыни, спешно собранная со всего города, но посадничьих кметей было в несколько раз меньше, чем викингов. Отряд с каждого из кораблей действовал на одной из улиц, викинги неудержимыми потоками с нескольких сторон разом растекались по Околоградью, и те ладожане, кто не успел скрыться в крепости, не могли и опомниться, как вокруг них уже были враги. Красные щиты били в глаза цветом тревоги и крови. Опытные в военном деле скандинавы действовали быстро и четко: убивали всех, кто встречал их с оружием, связывали годных для невольничьих рынков, тут же срывали с мёртвых и связанных серебряные украшения. Крепкие рослые фигуры в конических шлемах были уже в каждом дворе. Высаживая двери, они врывались в дома и амбары, сбивали замки с ларей и сундуков, вытряхивали все добро, которое казалось им достойной добычей. Зная, чем богаты славянские поселения, скандинавы не искали золота, а брали куски льняного полотна, мотки шерсти, мало ношенную одежду, бочонки меда и воска, меха, выделанные кожи и шкуры, подбирали брошенное оружие, топоры, ножи. Стоны и плач повисли тучей над Околоградьем. Везде были скандинавы, от них некуда было спастись. Казалось, не люди, а злобные неуязвимые духи темной тучей накинулись на мирный город. К шеломам скандинавов были прикреплены круглые наглазья, скрывавшие часть лица, и взгляд из-под них казался взглядом с того света.