* * *

Вернувшись в ГИЦ, Хуахуа рассказал Очкарику и Сяомэн о том, что увидел на улицах, и узнал от них, что в других районах страны обстановка схожая.

– Насколько мы понимаем, дети просто берут то, что им приглянулось, считая это чем-то таким же естественным, как пить воду и дышать воздухом, – сказала Сяомэн. – Остановка работы означает, что собственность осталась без контроля, но, как это ни странно, никто не предъявляет на нее свои права, поэтому нет никаких конфликтов из-за того, что дети берут чужое.

– На самом деле объяснить это нетрудно, – сказал Очкарик. – Любые потери можно возместить в другом месте. Это означает конец личной собственности.

– То есть, – пробормотал потрясенный Хуахуа, – все экономические законы, все отношения собственности, доставшиеся нам от взрослых, рухнули в одночасье?

– Ситуация чрезвычайная, – согласился Очкарик. – Мы живем в период беспрецедентного изобилия, с одной стороны обусловленного резким уменьшением численности населения, а с другой – тем, что в последний год после вспышки сверхновой взрослые многократно нарастили объемы производства всех видов продукции, чтобы как можно больше оставить после себя детям. Как следствие, в сегодняшнем обществе уровень материального благосостояния на душу в одночасье вырос в пять, а то и в десять раз! В свете такого неслыханного богатства экономические структуры и понятия личной собственности претерпят потрясающие изменения. Мы вдруг оказались в состоянии первобытного коммунизма.

– То есть мы досрочно попали в будущее? – сказала Сяомэн.

– Это лишь временная иллюзия, – покачал головой Очкарик, – не имеющая соответствующего производственного базиса. Сколько бы ни оставили после себя взрослые, рано или поздно это закончится, и тогда экономические законы и понятие личной собственности вернутся в норму или даже откатятся назад. Возможно, за этот процесс придется заплатить кровью.

– Нужно было задействовать армию, чтобы принять незамедлительные действия по защите государственной собственности! – хлопнул рукой по столу Хуахуа.

– Мы обсуждали этот вопрос с Генеральным штабом, – покачала головой Сяомэн, – и пришли к единодушному мнению как можно быстрее вывести армию из всех крупных городов.

– Почему?

– В настоящий момент мы имеем дело с чрезвычайной ситуацией, однако и армия также состоит из детей. Естественно, они не подготовлены. Для того чтобы гарантировать успех, необходимо максимально подготовить армию. Это потребует времени, однако другого пути нет.

– Ну хорошо. Но нужно сделать это быстро. Сейчас положение серьезнее, чем когда остановились «Часы эпохи». Страну полностью разворуют!

* * *

Целых три дня дети не могли прийти в себя от изумления: взрослые оставили после себя столько всего, так много вкуснятины, так много игрушек. Затем наступило недоумение: если идеальный мир был так близко, почему его не сотворили раньше? Дети начисто забыли всё; даже у тех, кто постарше, сохранивших толику разума во время Собрания «Нового мира», заботы о будущем испарились бесследно в ходе безудержного праздника. Наступило самое беззаботное время в истории человечества, и вся страна, захлестнутая детской вседозволенностью, превратилась в один сплошной сад наслаждений.

* * *

В период «Города сладостей» три бывших ученика из класса Чжэн Чэнь – почтальон Ли Чжипин, парикмахер Чан Хуэйдун и повар Чжан Сяолэ – не ходили на работу и проводили все время вместе. Почтовая служба практически полностью остановилась, поэтому Ли Чжипину нечего было разносить по почтовым ящикам; никто не заходил постричься в парикмахерскую Чан Хуэйдуна, поскольку детям, в отличие от взрослых, по большей части не было никакого дела то того, как они выглядят; у повара кафе Чжан Сяолэ было еще меньше причин оставаться на кухне, поскольку дети нашли себе гораздо более аппетитные пастбища. На протяжении первых трех дней «Поры грез» каждая клеточка организмов трех друзей пребывала в состоянии возбуждения, и они почти не спали. Каждый день приятели просыпались с рассветом, словно какой-то голос звал их: «Ну же, просыпайтесь, начался еще один чудесный день!»

Выходя утром на свежий воздух, три мальчика испытывали радость птиц, вырвавшихся из клетки. Они наслаждались полной свободой. Не зная никаких ограничений, вольные не ходить на работу, дети ходили куда хотели и играли в то, что им нравилось. Последние несколько дней все мальчишки, как и трое приятелей, предпочитали играть в игры, требующие физической выносливости; дети помладше, игравшие в «войну» или в прятки, прятались так хорошо, что никто не мог их найти, поскольку в их распоряжении был весь город. Ребята постарше играли в машины (в настоящие машины!), в футбол и уличный хоккей прямо на площадях и проспектах. В играх они не жалели сил, поскольку помимо самих игр они преследовали еще одну цель: подготовиться к полуденному пиршеству. По утрам дети из кожи вон лезли, чтобы устать до полного изнеможения, в первую очередь в надежде на то, что, когда придет время обеда, они смогут с полным правом сказать себе: «Я хочу есть!»

Игры завершались в половине двенадцатого, а в полдень начиналось пиршество. По всему городу было столько возможностей, что трое приятелей посчитали неразумным каждый раз есть в одном и том же месте, поскольку каждое заведение изо дня в день снабжалось из одного и того же склада, поэтому яства теряли свою новизну. Но к пиршеству на стадионе это не относилось. На этой самой большой площадке в городе ежедневно обедали больше десяти тысяч детей. К тому же и выбор еды был гораздо богаче. Внутри стадион напоминал лабиринт, стены которого были построены из консервных банок и коробок. Отвлекаться было нельзя, ибо можно было запросто споткнуться о горку рассыпанных на земле леденцов. Как-то раз Ли Чжипин наблюдал с высокой трибуны стадиона за полчищами грязных детей, бродящих среди гор еды, возвышающихся на игровом поле, подобно муравьям в куске торта. После каждой трапезы горы заметно уменьшались, но вечером их снова восполняли дети, привозящие новые продукты со склада.

После нескольких посещений стадиона трое приятелей усвоили нехитрое правило: всякий раз, когда они находили что-нибудь вкусное, очень скоро новое яство переставало доставлять им удовольствие. Чжан Сяолэ понял это на примере мясных консервов. В первый раз он перепробовал восемнадцать разновидностей, всего двадцать четыре банки – разумеется, он не съедал их целиком, а лишь пробовал понемногу, – но с тех пор эти консервы приобрели для него вкус опилок. Также приятели обнаружили, что тут на помощь приходит пиво и варенье из боярышника, и следующие несколько дней употребляли их в качестве аперитива.

Хотя массовое пиршество на стадионе было очень зрелищным, еще большее впечатление на трех мальчиков произвело то, что они увидели в ресторане «Эйша пасифик», одной из самых роскошных гостиниц города. Столы были заставлены горами деликатесов, которые до того приятели видели только в иностранных фильмах, однако единственными посетителями были котята и щенки. Напившись французским вином и шотландским виски, животные, пошатываясь, бродили по залу под громкий хохот своих юных хозяев.