положило начало агитационной кампании за созыв съезда инородцев Горного Алтая с целью создания автономной области. Советская власть объявила амнистию алтайцам – участникам антисоветского повстанческого движения. На заседании Наркомнаца при Сибревкоме 13 апреля 1922 г. было принято решение о постановке перед центральной властью вопроса, связанного с выделением «южных туземцев Сибири». В данный период в организации карательной политики Советского государства в отношении повстанческого движения на Алтае проявилась примечательная особенность. Решение Алтайского губкома РКП (б) от 6 февраля 1922 г. о карательной политике в Горном Алтае, с одной стороны, требовало «выносить самые суровые приговоры», с другой – «в связи с усилением агитации по созыву съезда инородцев Алтая» предлагалось «вести по отношению к инородческому населению… сугубо осторожную карательную политику». На практике указание губкома выполнялось следующим образом: если русские крестьяне, с оружием в руках боровшиеся с Советской властью, подлежали уничтожению, то алтайские инородцы, как правило, избегали подобной участи. Создание национально-территориальной автономии – Ойротского (позднее Алтайского) края – позволило в сентябре 1922 г. в основном ликвидировать повстанческое движение на Алтае, выраженное в массовом антикоммунистическом движении инородческого населения[318].

До образования автономии якутов Советская власть практически не контролировала обширные территории, заселенные этим сибирским народом. Массы якутского населения были настроены враждебно в отношении власти из-за недовольства политикой военного коммунизма. Осенью 1921 г. началось массовое антисоветское восстание якутов. Полгода Советская власть существовала лишь в Якутске и двух населенных пунктах. Наряду с бедственным материальным положением населения, вызванным политикой военного коммунизма, национальный вопрос являлся важнейшей причиной восстания. Решение вопроса о создании якутской автономии, обсуждавшегося Сиббюро ЦК РКП (б) еще 28 апреля 1921 г., затянулось надолго. Образование Якутской автономной советской республики в апреле 1922 г. позволило ликвидировать основные очаги восстания[319].

Таким образом, разрешение земельного и национального вопросов, отвечавшее ожиданиям сибирских народов, оформленное в виде признания автономного статуса крупных этнических групп, способствовало предотвращению, а затем ликвидации повстанческого движения на киргизских (казахских), бурятских, алтайских, якутских землях. Создание национально-государственных образований в Сибири, основанное на компромиссе большевистской власти с элитами крупных сибирских народов, позволило Советской власти укрепиться, обеспечить лояльность инородческого населения и в основном завершить гражданскую войну в Сибири к концу 1922 г.

Существенные особенности протестное движение имело на Северном Кавказе. Данный многонациональный и густонаселенный регион отличался своеобразием, связанным с этнической пестротой и глубоким влиянием ислама и исторических традиций в этом регионе. Особенностью региона являлась также историческая вражда терских казаков и горских народов. Сунженская линия казачьих станиц разъединяла Ингушетию на две части. Горско—казачья вражда определяла главное содержание социальных противоречий на Тереке. В 1918—1919 гг. большевики нашли в лице горцев активного союзника, с осени 1920 г. прежние союзники стали непримиримыми врагами, в результате чего значительная часть горского населения Северного Кавказа поддержала и приняла участие в восстании Н. Гоцинского в Нагорном Дагестане в сентябре 1920 г. – мае 1921 г. В чем причина подобной кардинальной трансформации взаимоотношений горцев с Советской властью? Сложная и запутанная ситуация на Северном Кавказе была далека от классической марксистской схемы. В тактике большевистской партии на Северном Кавказе проявился объективный учет реального соотношения сил, при необходимости – тактический отказ (там, где это ей было нужно) от строго классовой линии, приводивший к желаемым результатам. Отношения к национальным общественным группам строились не только по классовым признакам. Политика большевистской партии на Северном Кавказе продемонстрировала умелое манипулирование общественным сознанием с целью решения конкретной прагматической цели – привлечения на свою сторону национальностей, отличающихся глубокой религиозностью и консерватизмом. Причем роль религии и религиозных деятелей с точки зрения коммунистов не носила на Северном Кавказе однозначно негативную и враждебную оценку, характерную для ортодоксальной коммунистической доктрины.

Сложившаяся в большевистском руководстве оценка всего казачества как «сплошной контрреволюционной массы» обусловила ставку на поддержку горцев. II Терский областной съезд, проходивший с 16 февраля по 15 марта 1918 г., принял «Закон о социализации земли», сделав тем самым первый шаг к решению аграрного вопроса в пользу горцев. 22 мая 1918 г. III съезд народов Терека принял резолюцию, в которой наркому земледелия предлагалось «немедленно приступить к урегулированию чересполосицы путем переселения для уравнивания национальных границ применительно к закону о социализации земли». В этих целях переселению подлежали казачьи станицы Сунженская, Акки-Юртовская, Тарская и Фельдмаршальская. В результате этого акта ликвидировалась часть казачьей Сунженской линии.

С этого времени в лице вооруженных отрядов ингушей и чеченцев, часто возглавляемых духовными лицами, Советская власть получила самоотверженных защитников, выступавших за нее в критические моменты, в частности, во время Терского восстания казаков летом 1918 г. Горцы оказали поддержку власти во время попытки казаков захватить Владикавказ 6 августа. На съезде представителей аулов, проходившем в селе Базоркино, горцы заявили о своей готовности помочь Советской власти. К концу марта 1920 г. совместными действиями Красной Армии и горских партизан Северный Кавказ был освобожден от белых. Осетины, ингуши, кабардинцы, дагестанцы, балкарцы были проникнуты сознанием могущества новой власти и доверием к ней. Примечательно, что многие решения аулов в поддержку Советской власти принимались «согласно духу шариата и революции». В те дни Северо—Кавказский ревком заверял дагестанцев: «Религию, нравы, ваши обычаи, весь внутренний уклад горцев советская власть оставляет в полной неприкосновенности и сделает все к тому, чтобы горцы Северного Кавказа стали истинно свободными в своем национальном развитии и самоопределении»[320]. Ленин в телеграмме Реввоенсовету Кавказского фронта на имя Г. К. Орджоникидзе требовал: «Еще раз прошу действовать осторожно и обязательно проявлять максимум доброжелательности к мусульманам, особенно при вступлении в Дагестан. Всячески демонстрируйте и притом самым торжественным образом симпатии к мусульманам, их автономию, независимость и прочее. О ходе дела сообщайте точнее и чаще»[321].

Однако вскоре после укрепления Советской власти на плодородном Северном Кавказе на местные органы власти в регионе обрушился поток циркуляров и декретов в русле политики военного коммунизма: регион рассматривался как одна из основных житниц для всей страны. Прежние исполнители государственных разверсток и трудовых повинностей – казаки – потеряли значительную часть своих земель, немалая часть казаков была выселена в ходе массовой депортации терского казачества. Горец, боровшийся с «контрреволюцией» за Советскую власть, получил в награду бывшую казачью землю. Немедленно появились чрезвычайные продкомиссары во главе продотрядов, устанавливались плановые задания по продразверстке и трудовым повинностям. Тотальный учет кур, яиц, масла, национализация примитивных горских мельниц, требование от аулов, неспособных прокормить даже себя, сдачи определенного количества баранов, шерсти, хлеба быстро подготовили почву для недовольства горских народов. Попытки представителей новой власти, невзирая на особенности края, рассматривать социальные отношения в горских областях лишь через призму классовой борьбы приводили к серьезным негативным результатам. Отрицательное впечатление на горцев, даже искренне сочувствовавших Советской власти, производила система отказа в выдаче тел расстрелянных «контрреволюционеров» для погребения по исламскому обряду. В разных местах происходили эксцессы атеистического экстремизма.

Летом 1920 г. духовенство и святые шейхи со своими мюридами развернули пропаганду для мобилизации горского населения на борьбу с «гяурами—большевиками». Они использовали массовое недовольство горцев в отношении политики военного коммунизма. Учитывалось при этом, что на Северном Кавказе духовное лицо – не просто священник, но и судья, народный учитель, военный вождь, борец за свободу, носитель образованности. Муфтий (глава мусульманского духовенства) Н. Гоцинский осенью 1920 г. поднял в горах антисоветское восстание. Восстание началось в сентябре 1920 г. в Андийском и Гунибском округах Дагестана. Идейную основу восстания, по задумке его инициаторов, составляла попытка связать с исламом у горцев идею национальной независимости. Лозунги панисламизма, установления шариата наложились на фактор неграмотности крестьянской массы. В октябре 1920 г. Гоцинский был провозглашен имамом и руководителем восстания. В начале 1921 г. оно перекинулось на Чечню. Высшей властью был провозглашен «Совет четырех шейхов». Численность восставших составляла около 10 тыс. человек. Весной 1921 г. советским войскам противостояло свыше 7 тыс. штыков, около 2,5 тыс. сабель повстанцев при 40 пулеметах[322].

Восстание носило упорный и ожесточенный характер. Несмотря на то, что большинство его участников было вооружено допотопным дедовским оружием, повстанцы нанесли