Поскольку лиминальность предполагает известное уклонение от прошлых жизненных стратегий, смыслов и целей, стоит обсудить с собеседником все то конструктивное и позитивное, что в них было и что требует сохранения.

Обсуждая отношение человека к перспективам и возможностям лиминальности, можно исходить из следующего. Лиминальность часто имеет характер своеобразной самопроверки, и это означает, что человека не стоит специально подталкивать к рискованным действиям и демонстрации другим собственного «Я» («Моя жизнь – что хочу, то с ней и делаю», «как решил, так и буду делать, никто мне не указ»). Стоит подчеркивать, что лиминальность есть факт исключительно внутренней жизни, это способ «самопобуждения к самопониманию», и часто ее ценность этим и исчерпывается.

Очень важно, что в лиминальные периоды у большинства людей вспыхивает острый интерес к самим себе, к собственной личности и жизненной истории, который нужно всячески поддержать и по возможности продлить.

Осознание лиминальности часто несет в себе «экзистенциальные соблазны»: в это время в сознание «вбрасывается» такое огромное количество разных образцов, смыслов и иллюзий, что это может затруднять самоидентификацию – человеку начинает казаться, что «здесь-и-теперь» с ним может свершиться некое «чудо перевоплощения» и он по мановению руки станет тем, кем никогда не был, но мечтал. Нужно попытаться соотнести характеристики желаемого будущего с реалиями конкретной жизни человека, поскольку не всегда есть возможность и необходимость поменять их кардинальным образом. Стоит помочь человеку сохранить те смыслы, содержание которых ориентировано на других, не дать им впасть в эгоцентрический волюнтаризм («дайте мне пожить для себя самого», «оставьте меня в покое – дайте пожить своей жизнью»).

Поскольку в лиминальной фазе очень силен аспект внутреннего побуждения к действованию («завтра же и начну», «давно было пора, не буду упускать момент»), стоит обсудить исполнимость намеченных альтернатив и наметить поэтапное движение к его новым целям и «образам Я». Чем конкретнее это будет сделано, тем вероятнее, что человек будет чувствовать удовлетворение от самого процесса самоизменений и избежит лишних разочарований.

Наконец, в отношении проектирования, построения нового «образа Я» и ожидания последствий новых выборов стоит обращать внимание на следующие аспекты.

Люди, переживающие лиминальность, настолько сильно жаждут новизны, что насыщают ее бо́льшей позитивностью, чем это может быть в реальности. При этом они обесценивают то, что у них есть «здесь-исейчас», и они часто не видят и не хотят видеть трудностей на пути самоизменений. Необходимо обсудить с ними и негативные, и неожиданные, и случайные последствия новых выборов. Люди часто начинают полагать, что нечто главное («то, ради чего я и жил», «то, из-за чего надо было все перетерпеть и перенести») у них именно впереди. Но обесценивать прошлый опыт – неверно, и, значит, нужно обсуждать его позитивные моменты, чтобы сохранять стабильность самовосприятия.

Потенциальная множественность перспектив, усматриваемых в лиминальные фазы, часто формирует стремление к расширению пространства своей свободы (границ дозволенного личностью самой себе), риску, авантюре, жертвованию чем-то значимым и ценным во имя чего-то одного (свободы, самореализации и пр.) – это также нужно обговорить в контексте возможности всегда, в любой момент сделать «шаг назад», но уже в новом качестве («иметь запасной аэродром»).

Кроме того, в период лиминальности человек глубоко входит в пространство самопознания и может встретиться в нем с теми «теневыми» своими характеристиками, которые ранее не были заметны, но сейчас могут оказаться сущностным препятствием для самоизменений. И безусловно, главным фактором выхода из лиминальности является готовность человека работать над собой. Наличие у него устойчивых жизненных принципов, интересов, собственной жизненной философии всегда помогает в саморазвитии, и все это тоже должно стать предметом разговоров.

В одной из работ О. Э. Мандельштама нам встретился термин «семантическая удовлетворенность». Им было обозначено своеобразное личностное переживание, возникающее в «проясняющем акте понимания-исполнения». О. Э. Мандельштам говорил о том, как поэту удается обозначить и вербализовать некие непрерывно скользящие во внутреннем плане сознания текучие переживания, мгновенно вспыхивающие и тут же сменяющиеся новыми осознаниями «себя-в-происходящем». И хотя, конечно, он имел в виду в первую очередь поэтическое творчество, ясно, что такие проясняющие акты принципиально свойственны любому человеку – они являются одним из способов схватывания и фиксации собственной сущности.

Обозначить нечто, дать имя чему-то уникальному, родившемуся глубоко внутри тебя как отклик на совместное бытие тебя и мира – значит дать ему право на жизнь, сделать его достоянием социальных практик, ввести в повседневные дискурсы. Но взаимодействия человека с внешней и внутренней реальностью рождают многочисленные переживания, для которых часто бывает недостаточно усвоенных в социализации обозначений. Особенно это касается экзистенциальных переживаний (взаимности, отчаяния, откровения, смыслоутраты, психологической боли и пр.), устанавливающих для человека субъективную значимость, внутренний статус неких жизненных впечатлений. Кроме того, как писали М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорский, далеко не каждый человек в состоянии схватывать эти текучие «состояния себя», опредмечивать их и выражать словами, то есть относиться к себе герменевтически.

Способность к самообозначению и самоинтерпретации – своеобразное свидетельство зрелости личности, ведь, по словам М. М. Бахтина, очень долго все то, что человек может отрефлексировать как переживаемое им самим, находит имя вовне и имеет характер «своего-чужого» – мы как бы «узнаем» из наблюдений за другими, из книг, из рассказов других свои переживания и мысли по поводу реальности, мира людей и даже самого себя. Но чем более объемным и разнообразным становится опыт, чем больше граней обнаруживает взаимодействие человека с разными сферами действительности, чем более развита его рефлексия, тем сильнее осознается собственное своеобразие и вместе с ним – необходимость выражать себя вовне, обозначать для других уникальные феномены своего внутреннего мира.

Способность к личностной герменевтике как возможность улавливать, дифференцировать и обозначать уникальные события и характеристики своего внутреннего опыта, не соскальзывая к привычным шаблонам и клише социализации, образует своеобразную семиотическую компетентность взрослой личности. Чтобы она появилась, для нее должна быть внутренняя необходимость. Что же ее создает?