— Да, — для пущей убедительности он кивнул головой, — ты нравишься мне.

— Видишь, — улыбнулась Асель и шутливо хлопнула капитана по крепкой груди, — ничего сложного.

Действительно. Ничего сложного. И мир не разрушился, и Асель оставалась рядом. Арсен даже почувствовал некоторое облегчение от признания, хоть и считал его излишним всю свою жизнь. Пламенные признания, формальные обозначения, навешанные ярлыки — все казалось Арсену чем-то неестественным, открыто скопированным с слезливых подростковых романов. Но теперь, когда он, наконец, произнес то, что чувствовал, последнее препятствие, разделявшее их, было успешно пройдено. Арсен, не отдавая себе отчета, взял Асель за подбородок, притянул к себе, и, склонив свою голову, осторожно коснулся ее губ. И когда она подалась ему навстречу, словно терпящий жажду путник, он примкнул к ее губам, как к источнику всего, что отделяло его от смерти. На какой-то миг мир вокруг перестал существовать. Арсен почувствовал, как Асель положила руку ему на щеку, и хотелось, чтобы этот миг никогда не заканчивался. Признание, произнесенное вслух, а главное, принятое самим собой, привело к невероятному — он словно заново ощутил сладость знакомых губ, и всю ту нежность, которую нес в себе этот поцелуй. Ему казалось, что он коснулся чего-то настолько хрупкого и чистого, что каждое мгновение, в котором их губы были сомкнуты в порыве неудержимой страсти, избавляло его от тяжкого груза всего, что он когда-то совершил. Это было похоже на яркий свет новой жизни, светящий в конце темного тоннеля его одиночества. Это было спасательным кругом в безбрежном океане бесконечных проблем и душевных переживании. Все, чего ему так не хватало. Все, что могло вдохнуть жизнь в макет его существования. То, что было способно раскрасить цветными красками модель того мира, который он построил вокруг себя.

Наконец, капитан, пересилив себя, оторвался от Асель и посмотрел ей в глаза. Какое-то время они оставались закрытыми, но затем длинные ресницы затрепетали и поднялись, размыкая ее веки. Она словно еще пребывала в том сказочном, запретном для всех остальных мире, куда унес их этот поцелуй.

— Я так рада, что мы встретились, — прошептала Асель и улыбнулась.

— Обед заканчивается, — Арсен посмотрел на часы, и привычная маска усталости вновь появилась на его лице, — а мы проболтали целый час о моих кошмарах.

— Не только, — Асель выпрямилась, — еще мы вынудили тебя признаться, что я нравлюсь тебе. Может, чуточку меньше, чем ты мне, но все же…

Арсен откинулся на спинку и едва заметно улыбаясь, вскинул голову, отправив взгляд блуждать по безграничным просторам ясного неба. Тем временем, в тридцати метрах позади скамейки, на которой они сидели, в маленькой красной сумочке завибрировал мобильный. Хотя сумочка и казалась пустой, найти в ней звонивший мобильник было не просто, и длинные тонкие пальцы то и дело натыкались на совсем ненужные не только в настоящий момент, но и в любое другое время вещи, захламлявшие кармашки неотъемлемого женского аксессуара. В конце концов, Наташе пришлось отвести взгляд от влюбленной парочки и полностью посвятить себя поиску телефона. Она переключила телефон на беззвучный режим и вновь сунула его в сумку. К тому моменту, парочка уже поднялась с места и направилась к большим воротам, ведущим из оазиса спокойствия в суету городских будней.

— Ладно, — сама себе прошептала Наташа, — ладно.

Не оставалось ничего другого, кроме как ответить на звонок.

Арсен и Асель, держась за руки, медленно прошлись под аркой ворот. Странные ощущения не покидали Арсена. Все, что он делал в этом парке, все, что он делал в присутствии Асель, казалось чем-то, совсем не свойственным ему. Капитану даже казалось, что он смотрится нелепо со стороны. Эти нежные чувства к Асель, переполнявшие его, делали его уязвимым. Привязанность, и уж тем более любовь, от которой он всю свою жизнь бежал как от огня, была проявлением слабости. Теперь ему было что терять.

Наутро после вечеринки, начало которой не предвещало ничего особенного, голова болела так, что гильотина казалась лучшим лекарством. С большим усилием открывая глаза, Ерлан часто поглядывал на мобильник, и от одной только мысли о возможном звонке Кайрата все внутренности словно подкатывали к горлу, вызывая рвотные позывы. Казалось, всплывающий в голове образ босса, раздающего приказы на сегодняшний день способен в стократ усилить головную боль, старательно, словно какой-то несчастный, погребенный заживо, скребущую стенки черепа изнутри. Нуржан позаботился о том, чтобы сон и пробуждение Ерлана прошли максимально комфортно — форточка была приоткрыта, кровать, на которой ворочался Ерлан — расправлена, а на прикроватной тумбе лежал маленький клочок бумаги со стаканом воды. Даже мобильник был поставлен на зарядку, и смутно помня последние минуты перед внезапным впадением в сон, Ерлан мог лишь догадываться, что попасть штепселем зарядного устройства в розетку стало бы для него непосильной задачей. С отвращением слушая шум, доносившийся с улицы, Ерлан пытался снова заснуть, но ничего не получалось. Сон представлялся Ерлану той кнопочкой, которая сможет переключить его голову в режим нормальной работы, но несвязанные мысли, лезшие в голову, не давали ему дотянуться до треклятой кнопки. Несмотря на то, что Ерлан был убежден, что заснуть ему так и не удалось, он, незаметно для самого себя, все же периодически впадал в короткую дрему, и это стало основной причиной, того, что ближе к трем часам дня, состояние его приблизилось к норме. Окончательно собрав накопленные за двенадцать часов безделья силы, Ерлан, наконец, поднялся в четыре часа дня и еще слегка пошатываясь, пошел в душ. Прохладные струи воды смыли с него последний налет похмелья. В памяти всплывали обернутые в легкую дымку эпизоды прошлой ночи. Подставив лысую голову под потоки воды, Ерлан пытался выстроить логически взаимосвязанную последовательность всех воспоминании и у него это неплохо получалось. Лица девушек он едва ли мог вспомнить. Редко девушки цепляли Ерлана настолько, что он считал нужным помнить их лица. К тому же встречаться с одной и той же девушкой дважды Ерлан считал делом неблагодарным, и лишь редким счастливицам, когда-либо скрасившим ночь Ерлана, выпадала честь принадлежать ему снова. С тех пор как на плечи Ерлана легла забота о бесперебойной поставке девушек для борделей Кайрата, большинство партнерш рассматривалась им как неотъемлемая часть его работы. Требование Кайрата к внешности девушек, которых он хотел видеть в своих заведениях, были достаточно высоки. В первую очередь потому, что их потенциальными клиентами являлись не истекающие истомой подростки, а высокопоставленные люди, и каждый держал в руке одну или несколько важных ниточек. И от того, насколько Кайрат и его девушки могли быть полезны этим людям, напрямую зависело то, какие ниточки дернуться именно тогда, когда возникнет необходимость.

Со своей задачей Ерлан справлялся безукоризненно. В борделях Кайрата не было недостатка в длинноногих, стройных красавицах, чья красота могла потягаться с красотой известных на весь мир моделей и актрис, а навыки в постели могли пробудить самого покойника. Места старых проституток, до последней капли отдавших все свои краски зажиточным судьям, прокурорам, членам преступных группировок и полицейским, приходили новые, которым еще только предстояло освоить все тонкости их новой профессии. Ведь купающиеся в море настоящей и океане продажной любви толстосумы приходили сюда с жаждой познать что-то новое, что не могли дать им их любовницы и уж тем более жены. Классический секс их не устраивал, они хотели вкусить чего-то более пикантного, что могло окунуть банальное сношение в новые краски незабываемых ощущений. Временами, не получив дозу новых впечатлений, клиенты выходили из себя, срывая всю злость на проститутках и доводя дело до рукоприкладства. Конечно, их действия пресекались, и если клиент являлся мелкой сошкой в стае акул, то его просто выставляли за дверь, что не лишало его права посещения борделей Кайрата. Нередко девушки, так и не смирившиеся со своей участью безвольных кукол, сбегали. Кого-то удавалось вернуть, а кто-то уходил навсегда. Бывало, что переполнявшая вырвавшихся на свободу девушек обида, толкала их на порог полицейских участков. Они строчили заявления и обивали кабинеты руководителей правоохранительных органов, даже не подозревая, что за массивными дверями с позолоченными табличками сидели те самые люди, которые стонали от удовольствия в соседних комнатах борделя прошлой ночью. Проститутки болели. Проститутки умирали. Но конвейер в лице Ерлана и его команды, лепивший из обычных скромниц искусных жриц любви, не прекращал свою работу. Бизнес шел в гору. Сводничество и секс-услуги были беспроигрышным вариантом и ставка, как бы велика она не была, с лихвой оправдывала себя. Даже наркотики и азартные игры не могли тягаться с ней по своей стабильности, приносящей не уступающий им доход. Люди могли в один миг стать пацифистами, перестать воевать и заключить перемирие, торжественно закопав все существующее оружие в землю. Люди могли вырваться из сетей азартных игр, найдя им достойную замену в других безобидных вещах. Они могли пережить даже самую страшную ломку и навсегда закрыть двери в мир одурманенных наркотой галлюцинаций. Могли стать святошами и завязать с алкоголем и куревом. Но люди всегда и везде хотели секса. Это было неподконтрольно им, и голос разума затихал, когда даже самый положительный персонаж этой жизни оставался наедине со своими страстями. Это было сильнее любых других желаний, и здравомыслие почти всегда уступало инстинктам, вложенным в них самой природой. Кайрат прекрасно это понимал. Секс с «девушкой с обложки» был волшебной таблеткой, способной заставить самого несговорчивого человека у штурвала повернуть корабль в нужном Кайрату направлении. Как по волшебству открывались запертые ранее двери, подписывались нужные бумаги и из истории навсегда исчезали неугодные факты. Золотая жила, которая полностью была в руках Кайрата на подконтрольной ему территории.