Одним осенним солнечным утром 1976 года Родион Петрович Камышев проснулся в своей просторной кровати от звона будильника. Это была роскошная старинная кровать, немного вышедшая из моды, однако очень удобная и, так сказать, с «корнями». Некогда на ней спали Михаил Иванович Говоров и его жена Маргарита Васильевна. Теперь на ней спал зять Говорова. Для него эта кровать была чем-то вроде семейной реликвии.

Семейная реликвия из родового гнезда… Родиону нравилось думать о Доме с лилиями как о родовом гнезде. Теперь он был здесь полновластным хозяином. Михаил Иванович уже несколько лет жил в новой городской квартире, оставив дом в полное владение «молодым» – дочери и ее мужу. То, что «молодые» жили как соседи – даже не очень добрые соседи! – Говорова мало волновало, он все еще надеялся, что стерпится – слюбится. То, что эта народная мудрость никак не оправдалась в его собственной жизни, его не смущало. Он об этом старался просто не думать.

Точно таким же безосновательным оптимизмом страдал и Родион Камышев. Десять лет прошло с того дня, как привезенная из больницы Лиля навсегда закрыла перед ним двери своей спальни и своей жизни, а он все еще надеялся, что стерпится – слюбится!

А может, и не надеялся уже… Может быть, просто жил, как живется. Ну ладно, чужие они с женой, однако же не разводятся! Дочь их постоянно у Таисии Александровны и Дементия Харитоновича Шульгиных, называет их бабушкой и дедушкой, с родителями видится очень редко… Родион постепенно свыкся и с этим. Ну что ж, раз так сложилось! Стоило ему предаться тоскливым мыслям, стоило захандрить – жизнь, мол, не удалась! – как он окидывал взглядом интерьеры старинного дома, который стал теперь его домом, – и успокаивался.

Жена чудесит? Дочка живет у чужих людей?.. Ну, так уж вышло. Зато у него есть этот дом, и эта спальня, и шелест желтых листьев в разросшемся парке за окном, и лестница со второго этажа, и завтрак, съеденный не за каким-то там колченогим кухонным столиком, а сервированный перед старинным камином на овальном столе, на крахмальной скатерти, завтрак, приготовленный и поданный домработницей – верной, услужливой Риммой, которая искренне уважает Родиона Петровича и понять не может, что вообще нужно Лилии Михайловне… Ну, как спятила она, бедняжка, так и не очухалась до сих пор!

Родион выходил к столу в костюме, уже готовый к поездке на работу. Те времена, когда он садился за стол в растянутых «трениках» и несвежей майке или какой-нибудь драной рубахе, были давно и прочно забыты. Залез в «дворянское гнездо» – так будь дворянином!

К тому же Лиля тоже спускалась в столовую вполне одетая. Родион и забыл, когда видел ее в халате, а уж без халата-то – и подавно…

Все это осталось в далеком прошлом. Страсть, ненависть, любовь… Теперь они здоровались равнодушно и спокойно, как два постояльца пансиона, которые встречаются за табльдотом – и нимало не интересуются жизнью друг друга.

Все идет так, как идет. Ну и пусть идет! Может быть, стерпится – слюбится… А если нет – Родион это переживет. Честное слово, переживет!

– Доброе утро. – Это сбежала по ступенькам Лиля. Все такая же красивая, стройная, строго одетая, спокойная… Вот только почти всегда одета в черные деловые костюмы и волосы закручивает на затылке. Больше их шелковой волны, струящейся по плечам, Родион не видел.

Да и плечи эти видел только под строгим пиджачком…

Впрочем, довольно об этом.

– О твоем отце пишут, – сообщил Родион, который взял привычку читать за завтраком газеты.

– Мне неинтересно, – равнодушно отозвалась Лиля, разрезая ножом яйцо.

На мужа она не смотрела.

Может быть, ей противно видеть жующего мужчину, иногда думал Родион. Впрочем, она не смотрела на него и на нежующего…

– М-да, – вздохнул Родион, ловко орудуя ножом и вилкой. Вообще даже вспомнить изумительно: неужели когда-то ему хватало одной ложки для всех блюд?!

Хватит, что это он вдруг забрел в дебри дурацких воспоминаний?!

– А ведь уже больше десяти лет прошло, как ты с ним вообще не общаешься! – все же не смог сдержаться Родион. – Даже не видела его новую квартиру!

– Зато ты там бываешь регулярно, – пожала плечами Лиля.

– Да, бываю, – кивнул Родион. – И, в отличие от тебя, о нем забочусь. И, кстати, предложил отметить его юбилей здесь, в Доме с лилиями. Должен же хоть кто-то поддерживать нормальные семейные отношения! А ты к нему даже Киру в гости не возишь!

Лиля налила себе чай и бесцветным голосом произнесла:

– Если он захочет увидеть внучку – он знает, где ее найти.

– Понятно, – буркнул Родион и снова уткнулся в газету.

* * *

Во всех домах утро всегда начинается по-разному! У Шульгиных по утрам всегда царила суета.

– Кира! – звала Тася… Впрочем, ее теперь куда чаще (все, кроме любимой внучки) называли Таисией Александровной, хотя она по-прежнему была легкой, стройной, быстроногой и изящной. Ну и что, что волосы поседели да очки приходится носить! Ну и что, что ее называют бабушкой! Может, кто-то скажет, что бабушкам пора в теплом уголке сидеть да носки вязать? Носки она вяжет, а вот с такой внучкой не больно-то посидишь! – Кира, ну куда ты убежала?! Отвернуться только стоит! Мы еще не закончили, Кира!

Ее десятилетняя внучка, в школьной форме, красном галстуке и пышных капроновых бантах, носилась по квартире, не зная, куда девать энергию, и радостно крича:

– Не поймаешь! Не поймаешь!

Таисия Александровна обычно и не пыталась… Ну не полезешь же доставать ее из-под стола! Однако так недолго и в школу опоздать! Поэтому она воззвала к самому большому для Киры авторитету:

– Дементий! Ну что это такое, это не девочка, а прямо какое-то советское цунами!

Шульгин, седой, в очках, появился с возмущенным видом, держа в руках пиджак:

– Что это такое?! Кто мне зашил рукава?!

– Кто?! – насмешливо повторила Таисия Александровна.

– Это очень смешно, да? – Шульгин сердито посмотрел на Киру, которая вылезла из-под стола и с умильным видом попросила:

– Дедуль, не ругай Тасю! Это я сделала…

– Еще бы! – фыркнула Таисия Александровна.

– Ах это ты?! – повторил Шульгин. – Ну, иди сюда, курица, я тебе!..

С этими словами он подхватил Киру на руки и закружил.

– Одной маленькой девочке надо руки зашить, чтобы не хулиганила, – усмехнулась Таисия Александровна, распарывая злополучные рукава.

– Мне в кружке кройки и шитья сказали, чтоб мы тренировались! – объяснила Кира. – Вот я и зашила. Скажи спасибо, что брюки оставила!

– Спасибо! – от души поблагодарил Шульгин, знающий, что от этой девчонки и не такого можно ожидать. – А зачем лягушку в мой портфель положила?! У меня студенты пол-лекции ее искали!