— Потом допишешь. — Эля вынула ручку из Олеговой клешни, развернула коляску и повезла своего подопечного в кухню.

На столе уже стояли тарелки с салатом из огурцов и лука, был нарезан хлеб и домашнее копченое сало (Лиде из деревни прислали), разлита на четыре рюмки водка.

— Вот она, родименькая! — лицо Олега озарилось улыбкой.

— Одну, не больше! — строго сказала Эля. — Не ной — второй не нальем. Ладно! Чтоб пилось, и елось, и еще хотелось!

Олег обеими культями осторожно поднес рюмку ко рту, наклонил, выпил до дна, поставил на стол и сказал:

— Хорошая, жизни добавила.

— Закусывай, — Эля подала ему хлеб с салом. Олег взял его левой клешней, откусил кусочек, другой, собрался было положить остаток на тарелку.

— Ешь! Не сачкуй! Так, молодец. Теперь открывай пасть, буду салатом кормить.

— Я сам, я ложкой сумею… — Лариса вложила черенок ложки в культю Олега, и тот довольно ловко стал зачерпывать салат.

— Здорово получается, верно, девчонки? — сказала Эля. — Давай, давай, мой хороший! Витамины, самое оно!

Со щами у Олега так удачно не получилось. Первую ложку он пролил на штаны.

— Ничего, ничего! — утешила Эля. — Не все сразу. Просто у тебя рука еще не привыкла и устает. Потренируешься — и все будет нормально. Ну, давай я тебя покормлю, маленький…

И, забрав у Олега ложку, она стала кормить его, как годовалого младенца.

— Дуй! Суп горячий, не обожгись… Хлебушек сам возьмешь? Хорошо, бери… Ой, как ловко взялся! Молодец, Олежек, умница!

Когда с первым было покончено, настало время макарон с котлетами. Их Олегу пришлось скармливать с вилки, потому что управиться сам с этим инструментом он не сумел. Зато компот из кружки смог выпить сам, удерживая ее двумя культями.

— Молодец! Хороший мальчик! — похвалила Эля. — Сейчас отдохнешь немножко, подремлешь… Телевизор включить?

— Не надо. Они там опять Чечню показывать будут. Я лучше посплю.

— Ну, тогда поехали. А вы, малышки, посуду мойте, ладно?

Эля отвезла Олега в спальню, откинула одеяло с кровати, которую Лида застелила чистым бельем. Олег беспокойно заерзал на коляске. Потом смущенно пробормотал:

— В туалет надо…

— Господи, проблема-то! Сейчас отвезу. Не переживай.

— Ну что делать, если я такой? Не привыкну никак…

Эля подкатила его к туалету, открыла дверь.

— Тебе по-большому или по-маленькому?

— По-большому.

— Цепляйся, — Эля нагнулась, Олег обнял ее обрубками за шею. Она подняла Олега на руки и, расстегнув штаны, сняла их с него вместе с трусами. Потом осторожно усадила на стульчак. Олег, чтоб не потерять равновесие, уцепился культями за никелированные скобы, привинченные к стенам поблизости от унитаза.

— Облегчайся! — сказала Эля, закрывая дверь. — Смотри осторожнее, не свались!

В это самое время в квартиру позвонили. Звонки были не простые, а хорошо знакомые, условные: длинный-короткий-длинный. Открывать пошла Лида.

— Не спеши, — остановила ее Эля. — Дай я сперва гляну… Она припала к «глазку» и увидела того, кто ее вполне устроил, Дверь открыла, не задавая лишних вопросов.

— Привет, девушки! — сказал, входя в квартиру, плотный мужичок со спортивной сумкой на плече.

— Здорово, — скорее осклабилась, чем приветливо улыбнулась, Эля. — Как обычно?

— Именно. — Мужик расстегнул «молнию» на сумке. — Грузи.

— Сейчас принесу.

Эля вышла и через пару минут вернулась с небольшой картонной коробкой. Мужик открыл ее, в коробке лежало несколько более мелких упаковок с ампулами, без этикеток и маркировки. Он пересчитал ампулы, вытянул из сумки несколько пачек стотысячных купюр, подал Эле.

— Пересчитывай.

Эля отдала пачки Ларисе, та ушла в глубь квартиры, откуда послышался характерный шум, производимый счетчиком купюр, обычно употребляемым в банках. Минут через пятнадцать Лариса вернулась. За все это время мужик с Элей словом не обмолвились.

— Нормально, — доложила Лариса.

— Свободен, — сказала Эля так, будто в ее воле было оставить тут мужика навсегда. Тот вздохнул с видимым облегчением и выскользнул за дверь.

— Все, — объявила Эля, — больше никого не ждем, верно?

— Ага, — отозвалась Лида. — На звонки не отвечаем, к телефону не подходим. У нас с Лариской законный выходной, между прочим.

— А мне на работу только вечером, — сообщила Эля. Тут донесся шум воды из туалета.

— Олежка стучится, — доложила Лида с легкой усмешкой. — Помочь, Элечка?

— Включи воду в ванной… А ты, Ларисенок, сделай ему чистые трусики и майку.

Эля без особых церемоний открыла дверь в туалет.

— Все? — спросила она. — Сделал дело? Ну, давай помогу тебе чистоту навести.

— Слушай, — пробормотал Олег, — неужели так всегда будет? Сколько еще так можно жить, а?

— Столько, сколько Бог определим, так теперь положено говорить.

— Помереть лучше…

— Отвяжись! Не болтай языком. Может, мне нравится твоя попка?

— Извращенка ты, что ли? — пробормотал Олег. — Другие за тыщу долларов в день на такую работу не пойдут…

— Я бы тоже за плату это делать не стала, пора бы понять… Ну все, пойдем в ванную. Ополосну тебя, чтобы был чистенький и в чистеньком спать лег. И еще, чтобы у тебя нигде не чесалось. Ну, влезай мне на спину, донесу.

Она присела, осторожно взяла Олега за культи, подняла на спину и понесла в ванную. Лида уже пустила воду, но из ванной не вышла. Лариса, которая подошла с чистым бельем для их подопечного, подключилась вовремя: вместе с Лидой они сняли Олега с Элиной спины и осторожно усадили на сиденье в виде деревянной решетки со спинкой и поручнями из металлических трубок.

— Так, — скомандовала Эля, — придерживайте его, чтоб не полетел, я с него камуфляжку и майку сниму.

— Да я и так удержусь, — проворчал Олег, — мешаться только друг другу будете.

Он старательно сдвинул обрубки ног. Были бы ладони, он бы ими прикрылся, но таковых не имелось, и он скрестил на бедрах клешни. От Эли это не укрылось.

— Ты лучше скажи, что стесняешься. А зачем? Пора бы уж привыкнуть.

— К этому никогда не привыкнешь, понятно?! Лучше бы я в интернат попал для инвалидов! Там все такие, никому не обидно…

— Балда! В интернате ты бы лежал на судне да гнил заживо, — проворчала Эля. — И кормили бы тебя баландой какой-нибудь. А у нас ты — гладенький, беленький. Сейчас отмоем, спинку потрем, будешь розовенький.