Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Олеженька, — пропела Эля, — смотри, солнышко пробилось. Сейчас погода разгуляется…
— Нет уж, лучше такая, как сейчас, — сказал инвалид. — Не хочу, чтоб было солнце. Пусть все время пасмурно и дождик. И гулять я ненавижу. Все пялятся, всем охота поглядеть…
— Зря ты, Олежек! Тебе надо гулять, дышать свежим воздухом. Верно, малышки?
— Конечно, — поддержала старшую подругу Лариса. — Ты в последние месяцы стал намного лучше выглядеть, потому что каждый день гуляешь.
— Ну да, — хмыкнул Олег, — лучше стал выглядеть, руки-ноги отросли…
— Не надо опять про это! — попросила Лида. — Если ты будешь себя доводить, то у тебя опять начнет болеть.
— Ну и пусть болит. Умереть хочу. Понимаешь?
— Не глупи, — строго сказала Эля, — ты нам нужен. Нам! Всем троим. Мы тебя любим и умереть не дадим.
Она положила руки ему на плечи, погладила по шее.
— Это правда? — спросил Олег.
— Абсолютная. Ты лучший из всех парней на этом свете.
— Врешь. Утешаешь, да? Я не верю вам. Просто вам приятно благотворительниц изображать. Тебе квартира моя нужна, верно? Так выходи за меня замуж. А потом отрави побыстрее. И будет у тебя три комнаты с мебелью.
— Дурачок. Мелешь какую-то чушь. Сам придумал или кто подсказал?
— Кто мне подскажет? — усмехнулся Олег. — Я, кроме вас, ни с кем не общаюсь. Вы даже от патронажной сестры отказались.
— Мы что, хуже ее все делаем? — удивилась Эля.
— Нет. Но я вам не верю.
— Хорошо, допустим, я такая сучка, что на твою квартиру претендую. Ну а Ларка с Лидкой? Они-то почему? И почему, ты думаешь, мы друг другу глотки не перегрызаем из-за твоей квартиры? Хоть над этим поразмысли.
— Давайте не будем ругаться! — проворковала Лида. — Разве и без того всяких пакостей мало?
— Правда, давайте не будем! — Лариса взяла Олега за искалеченную руку, подняла вверх раздвоенную культю и поднесла этот клешнебразный обрубок к губам.
— Хорошо, — сказал Олег, — тогда идемте домой. И вообще, давайте по улице не ходить. Только в парк — и все. Не могу я взглядам прохожих привыкнуть. Каждый будто говорит: «Ну что, навоевался? Заработал крестик?»
— Неправда, — возразила Эля, — все просто тебя жалеют.
— Не обращай внимания на то, что всякие козлы на тебя глаза пучат, — произнесла Лариса. — у них мозгов нет. Хотя руки и ноги целы.
— Пожалуй, и правда пора домой… — заметила Эля. Они ускорили шаг, свернули через арку во двор, въехали в подъезд.
— Иди ко мне на ручки! — пригласила Эля и, подхватив парня за подмышки, в котором, несмотря на увечья, было не меньше пятидесяти килограммов, подняла его на руки как ребенка.
— Надорвешься когда-нибудь, — пробормотал Олег.
— Своя ноша не тянет. Девчонки, берите коляску и не отставайте.
Наверняка ей было тяжело, дышала она неровно и, дойдя до третьего этажа, заметно покраснела от натуги. Малярши тоже намучились, прежде чем донесли доверху коляску.
— Садись, маленький! — Эля бережно опустила Олега в коляску. Потом она достала связку ключей и, отперев дверь, придержала ее, пока Лариса и Лида закатили коляску в квартиру.
— Вот он, родной склеп… — вздохнул Олег.
— Кушать не хочешь? — спросила Лариса.
— Что ты спрашиваешь? — проворчала Эля. — Его бы воля, он бы и ложки супа не ел. Вечно: «Не хочу, не буду!» И так совсем уж похудал. Отнесла на этаж, веса не почуяла.
— Это ты просто уже натренировалась, — усмехнулся Олег. — А вообще зря все это… Зря мучаетесь! Все зря!
— Не бубни, — строго сказала Эля, — сейчас как миленький будешь есть. Лариска, ставь обед подогреваться, а ты, Лидусик, иди белье меняй.
— Выпить дадите? — спросил Олег. — Рюмочку, перед едой…
— Дадим. Но только рюмочку, ни миллиграммом больше.
— Споить боитесь? Правильно. Напьюсь — все разнесу, мебель переломаю, бутылками кидаться начну, в окошко выпрыгну… Эля погладила его по щеке.
— Я люблю, когда ты шутишь. Это хорошо. Тебе это полезно, а мне — приятно.
— Рад был доставить тебе удовольствие. Лариса ушла в кухню, Лида завозилась в спальне, а Эля покатила коляску к письменному столу.
— Ну, покажи, как ты умеешь брать ручку со стола. А то, может быть, врешь?
— Ничего я не вру. Умею…
Олег вытянул вперед свою правую клешню с двумя уродливыми «пальцами», сооруженными хирургом из лучевых костей и плоти, выглядящую жутковато, со следами швов, какими-то неровностями, шрамиками и бугорками, а затем с заметным усилием сдвинул «пальцы» клешни. Потом опять раздвинул, повторил это упражнение несколько раз и, убедившись, что сухожилия и мышцы кое-как подчиняются, потянулся к ручке.
— Второй рукой помогай, подхватывай, — посоветовала Эля.
— Заткнись! — зло огрызнулся Олег. — Я сам! Сам сумею! С первого раз у него не получилось, клешня не смогла плотно ухватить тонкий предмет. Ручка выпала, откатилась по столу в сторону. Олег покраснел, яростно засопел. Все-таки пришлось ему пустить в дело вторую клешню. Пододвинув левой культей авторучку к краю стола, он просунул ее между «пальцами» правой культи и крепко, насколько это было возможно, зажал ручку в клешне.
— Молодец! Какой ты молодец! — воскликнула Эля. — Мне бы ни за что так не суметь.
— Молчи лучше, — произнес Олег. — Не дай Бог, чтобы тебе такое пришлось уметь. Я тут, пока ты вчера дежурила, даже сумел написать пару слов.
— Покажи!
— Я лучше еще раз напишу. — «Пальцами» левой культи Олег пододвинул к себе листок бумаги, а правой, в которой была зажата ручка, стал с напряжением выводить на бумаге огромные корявые буквы. Надпись была такая: «Эля. Лара. Лида. Олег».
— Ой, как здорово получается! — воскликнула Эля. — Совсем хорошо, правда?
Подошла Лида и подтвердила:
— Конечно, очень хорошо. Все буквы понятные.
— А ты можешь еще написать? — спросила Эля. — Например: «Я вас люблю!»
— Могу. Только мне не хочется это писать.
— Почему?
— Потому что это не те слова, которыми можно бросаться. И шутить с ними нельзя. Не те слова, понимаешь?
— Разве ты нас не любишь?
— Не знаю… Не спрашивай, а то отвечу что-нибудь не то.
— Хорошо. Позже поговорим на эту тему. Ну, тогда напиши что-нибудь из букваря: «Мама мыла раму…»
— Это можно. — Олег начал выводить буквы, но тут послышался голос Ларисы:
— Можно кушать идти! Все готово.