— Слушай, — нетерпеливо произнесла Луза, устав ждать ответа Сен-Жюста. — Пораскинь-ка мозгами, Вик. Джорджи — мой кузен, и сейчас он в полной жопе. Он пришел ко мне и сказал, что ему нужна помощь, а меня он считает самой умной в нашей семейке. И он прав. Я учусь в университете. Честно. Компьютерная графика и дизайн. Я все умею. Сварганю любые документы, какие хотите. Легко. Как два пальца об асфальт.

— Асфальт? Зачем два пальца? — подался вперед Стерлинг.

— Помолчи, Стерлинг, — несколько рассеянно встревожился Сен-Жюст.

— А он прикольный, — сказала Мари-Луиза и подняла вверх большой палец. — Ладно, в общем, я нарисую. Блин, даже лучше настоящих. Я же спец. Постоянно их делаю для ирландцев, когда им неохота уезжать после окончания визы. Так что все чики-поки. Идет?

Сен-Жюст все выслушал, кое-что даже понял и поверил голубым глазам Лузы. На самом деле ему ничего другого не оставалось. Он порылся в кармане, вынул горсть золотых монет, отсчитал три.

— Они все будут ваши, когда вы принесете бумаги. Я уже продал две таких, и, уверяю вас, сумма оказалась намного больше той, что запросили вы.

Луза взяла монету и повертела в руках.

— На вид вполне настоящие, — сказала она, складывая их в маленький карман под ремнем джинсов. — Попрошу своего братца-банкира проверить их. Он разбирается. А я разбираюсь в бумажках. Ну чего, давайте ваши данные. Или как хотите. Мне по фигу.

Сен-Жюст развернул листок и подал ей.

— Все нормально, но мне нужна ДР.

— Простите?

— ДР. — дата рождения.

— Это очень просто, верно, Сен-Жюст? — Стерлинг поставил локти на стол. — Я родился в один год с нашим лордом, семнадцатого… ой! Сен-Жюст, что ты меня бьешь?

— Не глупи, Стерлинг. Я и не думал тебя трогать. — Сен-Жюст улыбнулся Лузе. — Мы ровесники. Нам со Стерлингом тридцать пять лет. Можете поставить любую дату, которая вам понравится. Вам еще что-нибудь нужно?

— Ага, — Луза вытащила из кармана авторучку, — цвет глаз и волос, рост, вес, — она посмотрела на Стерлинга и начала записывать.

К тому времени, как Джорджи и Верной вернулись с едой, сделка состоялась. Луза взяла листок Сен-Жюста, где значились их имена и адрес в Ассоциации молодых христиан, и сделала свои пометки. Она сняла обоих на маленький фотоаппарат, сказав, что отсканирует снимки, уберет фон и наложит их лица на другой, официальный. Тоже «как два пальца об асфальт».

И все. Встречу назначили через три дня. Луза принесла их документы и монеты, а Сен-Жюст выдал ей две тысячи долларов «нормальными деньгами».

Все прошло превосходно. Пока Сен-Жюст не попросил еще об одной услуге кого-нибудь из троицы или их приятелей.

— Да, кстати, — начал он, а Стерлинг извинился за неприличный звук, который издал, втягивая через соломинку клубничный коктейль, — если вас не затруднит, я хотел бы еще и мушкет.

— Мушкет? — спросил Джордж, стукнув по спине Вернона, который чуть не подавился гамбургером.

— Да, мушкет. Пистолет. А что? Наверняка кто-нибудь из вашей почтенной семьи имеет дело с огнестрельным оружием. — Он посмотрел на Лузу, потом на Джорджа и улыбнулся. — Какие-то сложности?

Именно так описала бы все это Мэгги.

На самом деле, за исключением путешествия во времени и золотых монет, все примерно так и произошло…

Бывают просто дни, а бывают Ужасные Дни.

Судя по всему, наступил именно он, Ужасный День. Это знакомо всем. И Мэгги в том числе. Иногда ее Ужасный День мог длиться целую неделю. Но на этот раз Мэгги шла на рекорд — целый месяц под знаком Ужасного Дня.

В пятницу, в девять часов, она вышла на улицу и зашагала под утренним дождем, что-то бубня себе под нос. Подумаешь, в Нью-Йорке все ходят и бубнят под нос.

— Ах вот как? Вот как? Так, ты и чья армия, а? Надо было сказать ему. Это малодушие, конечно, но надо было. Или просто послать. Четко и без лишних слов. Как Берни. Запросто. Но нет, что вы. Раз — и лапки кверху. «Ладно, простите» — и ушла. Ладно? Черта с два ладно! А что я должна была… Ой!

— Притормозите, мисс Келли! — проговорил лейтенант Стив Венделл, ухватив ее за плечи. — Куда вы так торопитесь? Кажется, ваш друг поотстал и не слышит, что вы говорите.

Она взглянула на него, сморгнула капли дождя и увидела ослепительную улыбку Великолепного и Неотразимого. Мокрые волосы, мокрые потемневшие ресницы. Белоснежные зубы. Взгляда не оторвать. Так бы и придушила.

— Не смешно. — Мэгги сбросила его руку и продолжила путь. Венделл пошел рядом. — Я злая. Мне нужно кого-нибудь побить. Вам это вряд ли понравится. Уж поверьте. На меня редко такое находит, но если уж находит, то спасайся, кто может.

Венделл взял ее за локоть, с трудом развернул и поволок в кофейню.

— Я сказала — нет!

— Да, знаю. Вы по-прежнему имеете право хранить молчание, — ответил Венделл, не отпуская ее.

Мэгги упиралась изо всех сил, но тщетно. Почему она не боится этого типа? Он же носит значок полицейского, черт подери. Его она спокойно может обругать. А от Марио убежала. Нет в мире справедливости, а в мире Мэгги и подавно.

— Вы зачитываете мои права? Я уже арестована?

— Нет, — он ухмыльнулся. — Я лишь подумал, что вы можете и помолчать, пока я не поставлю перед вами чашку с кофе. Выглядите вы неважно.

Мэгги пожала плечами, шумно выдохнула и сдалась.

— Ладно. Но вы платите. И рассказываете, зачем пришли сюда.

— Конечно, — ответил он, придержав ей двери. По крайней мере, в кафе не идет дождь. — Как только расскажете, почему беси… э-э-э… что вас так расстроило.

Венделл сел за стол, поднял два пальца — показал официантке, что их двое, — и повернулся к Мэгги.

— Хотите пончик? Лично я буду.

— Нет, не хочу… А, ладно, давайте, — ответила она и запустила пальцы в мокрые волосы. Выглядит, наверное, как кикимора. Точно, кикимора кикиморой. Хотя он об этом уже сказал. — Глазированный. С обсыпкой.

— Значит, два глазированных с обсыпкой, — обратился Венделл к унылой официантке, которая поставила на стол две чашки. — И улыбнитесь. Вы такая хорошенькая, когда улыбаетесь.

Мэгги прикрыла глаза, мысленно прокрутила его последнюю фразу, потом посмотрела на официантку. Та возвращалась к стойке, покачивая бедрами, потом повернула голову и улыбнулась Венделлу.

— Фу, как пошло, — сказала она брезгливо, запоминая их диалог, чтобы воспроизвести в следующей книге о Сен-Жюсте. — Не знаю, что хуже — ваша уродская лесть или то, что эта девица повелась.

— Да ладно вам. Зато нам достанутся самые большие пончики. Я страшно люблю пончики. Настоящая полицейская еда.