Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джанкарло продолжал говорить с Ренатой, и настроение у Клер упало. Что, если интерес Джанкарло к ней продиктован какими-то более обыденными причинами? Пока что он не проявил себя с романтической стороны. К тому же Маурицио сказал, что это он попросил Джанкарло пригласить их к себе в дом. И появление Джанкарло в гостинице, на следующее утро после их знакомства, объясняется тем, что он просто выполнял желание отца. Как она не подумала об этом прежде?
Но она вспомнила, как Джанкарло смотрел на нее, когда она спускалась по лестнице в вестибюль, и глаза у него были такие… влюбленные. Или ей просто показалось? В конце концов Клер решила, что ни в чем не уверена. Да и немудрено – она так давно не встречалась с мужчинами, что разобраться, нравится ему или нет, просто не в силах.
Тут сидевший по левую руку от нее Ходдингтон Хампширс-Тодд вдруг наклонился к ней.
– Как может компания из одиннадцати человек нормально общаться, сидя за столом размером с крикетное поле? – спросил он с добродушной улыбкой. – Я почти не слышу, что говорят все эти люди. И это чертовски раздражает. Особенно когда происходит столько интересного.
Хампширс-Тодд, или просто Ходди, как он настоятельно рекомендовал обращаться к себе, когда их представили друг другу, был высоким и элегантным господином с привлекательным точеным лицом. Он считался в Европе одним из виднейших специалистов по творчеству Пьетро Аретино, писателя шестнадцатого века. А потому регулярно появлялся на ежегодной конференции в Ка-Фоскари и постоянно приглашался на званые обеды в доме Бальдессари. Он кивком указал на двух женщин, сидевших на другом конце стола.
– Похоже, это моя старая добрая подруга Инесс. – Клер поняла, что слова эти относятся к темноволосой женщине с дерзким мальчишеским лицом, она была профессором из Сорбонны и тоже изучала Венецию. – А рядом с ней Катарина фон Крупп. – И он кивком указал на женщину, сидевшую рядом с Инесс.
Фон Крупп – фамилия показалась Клер знакомой. Да, эта дама преподавала в Берлинском университете. Короткие светлые волосы, белоснежный мужской летний пуловер – выглядела она очень эффектно, даже вызывающе сексуально в таком простом наряде.
– Прискорбно, что они сегодня вместе. Потому как ее бывшая любовница, Гриффид, совершенно выдающаяся исполнительница народных уэльских танцев, гораздо больше в моем вкусе. У нее потрясающие ноги!
Клер изучала двух женщин, поглощенных беседой с Маурицио. Однако не заметила между ними никакого намека на более чем дружеское общение.
– Вы уверены? – рассеянно бросила она.
– Абсолютно, – ответил Ходди. – У меня настоящий талант распознавать любовников. Особенно на ранних стадиях романа, когда они поглощены, ослеплены страстью, ее новизной. Или же, напротив, когда дело близится к драматической развязке и они на грани разрыва, причем, как правило, предпочитают делать это публично. Хотя порой чутье, сколь это ни прискорбно, вдруг отказывает мне. И я становлюсь слеп и глух. Ну, взять, к примеру, Энди, – он указал на сидевшего напротив Эндрю Кента, – и Габриэллу. До сегодняшнего вечера понятия не имел, что между ними что-то есть. А судя по всему, началось это далеко не вчера.
Клер тоже удивило, что Эндрю Кент явился вместе с Габриэллой Гризери. Они прибыли последними. Габриэлла выглядела весьма эффектно, распущенные темные шелковистые волосы ниспадали ей на плечи и спину сверкающей волной.
– Вся так и светится. Так выглядят женщины после хорошего секса, – не унимался меж тем Ходди. – Ну а вы и ваш молодой прелестник Джанкарло?
И он вопросительно приподнял брови.
– О… мы только что познакомились, – растерянно пробормотала Клер, пытаясь придумать, чем можно отвлечь Ходди от вмешательства в ее личную жизнь. – Ваш доклад состоится завтра, я не ошиблась?
– Да, завтра в четыре, – кивнул Ходди. – Называется “Трое амичи: дружба Аретино, Тициана и Сансовино”. В основном речь пойдет, конечно, об Аретино, но пришлось подсоединить еще двух, чтобы пробудить больший интерес аудитории.
– Вы, должно быть, шутите, – рассмеялась Клер.
– Ничуть. Мне просто нравится ездить в Венецию задарма, а организаторы так разборчивы. Да и кандидатов всегда полно. По большей части этот трюк всегда срабатывал безотказно. Вы знакомы с Аретино или ваши интересы строго ограничиваются семнадцатым веком?
– Я читала “Диалоги”, те, что о куртизанках.
– А-а, “Диалоги”. Строго говоря, речь идет действительно о куртизанках, но Аретино умудрился описать через них все венецианское общество. Мне кажется, он испытывал тесное сродство душ с куртизанками, часто сравнивал их существование со своим, служил их агентом. Сам предпочитал жить с целой группой женщин, которые, возможно, были куртизанками, называл их “аретинки”, или “женщинами Аретино”, хотя доподлинно неизвестно, какие именно отношения между ними существовали.
– Вы слышали когда-нибудь о куртизанке по имени Ла Селестия?
– Знакомое имя… только не припомню, где и когда его слышал. Но почему вы спрашиваете?
– Не далее как сегодня вычитала его в “Дневниках” Фаццини. Там же упоминалось еще одно имя – Ла Сирена.
– Да, что-то знакомое… никак не припомню. Хотя погодите. Фаццини жил в начале семнадцатого века, и описания его относились к этому периоду, то есть более позднему, чем у Аретино, так что у меня не было причин изучать его труды. Хотя… кое-что из дневников читал. И должен сказать, он был заправским скандалистом и – сплетником, а не сатириком. Фаццини просто сообщал о каких-то фактах, Аретино их обобщал. И писал зло, хлестко, как и подобает настоящему сатирику.
– Да, у меня создалось впечатление, что Аретино никто никогда не нравился.
– Верно, и он мог нести несусветную чушь, когда считал нужным. Вообще Аретино никого не щадил. Особенно тех, кто состоял при власти. – Заговорив на милую его душе тему, Ходди весь так и расцвел. – Да, верно, он был большим негодяем, но я не мог не заинтересоваться человеком, умершим от приступа безудержного хохота, услышав непристойную шутку о своей сестре. Его еще называли “бичом государей”, ведь его сатирические стихи были чрезвычайно популярны, настолько популярны, что он мог серьезно влиять на общественное мнение. Даже короли побаивались его, и он стал чудовищно богат, поскольку они и другие могущественные люди постоянно пытались задобрить его подарками и взятками, чтобы он не писал о них. Что, надо признать, весьма умно. Не думаю, что какой-либо другой писатель в истории человечества мог разработать столь безотказный способ хорошего заработка. Стоило кому-то увидеть, как он хватается за перо, его моментально осыпали деньгами с головы до пят, лишь бы только он выпустил его из рук.
– Отлично сказано, – заметил Эндрю Кент и приподнял бокал в знак приветствия.
– Слышу ревность в голосе, или мне показалось? – спросил Ходди.
– Да нет, ничего подобного, – ответила за Кента Габриэлла. – К чему ему ревновать? Он уже получил три предложения по публикации книги. – Она улыбнулась Эндрю. – Настаиваю, чтобы первое интервью после выхода книги в свет он дал именно мне.