Посреди ночи в гостиную тайком явились Дженни и Гарриет.

Их неожиданный приход разбудил меня, дверь, закрываясь, щелкнула и прервала мой хрупкий сон. Я захлопала глазами и увидела, как мимо меня проплыла Гарриет и остановилась у камина. Часы на каминной полке показывали одиннадцать, и я предположила, что должен быть уже вечер.

Времени прошло немного. Дженнифер выглядела точно так же, как недавно, а Гарриет внешне немного изменилась с тех пор, как представала передо мной в обществе Джона. Но было заметно, что ее покинуло самообладание.

Она мяла в руках кружевной носовой платок, будто хотела разорвать его в клочья, и прижимала кулаки к животу. Она стояла неподвижно, иногда подергивалась, как-то нервно и неестественно вскидывала голову.

— Что случилось? — прошептала Дженни с озабоченным выражением лица.

— Уже все легли спать? Ты это точно знаешь? Где Джон?

— Он еще не вернулся. Но мы услышим, когда он войдет. Гарриет, нас никто не слышит. В чем дело?

— Ах, Дженни… — Гарриет состроила гримасу, и по ее щекам потекли слезы. — Мне так страшно. Я не знаю, что делать!

— Гарриет, — сказала Дженнифер спокойным ровным голосом. Она взяла руки Гарриет, которые та не знала, куда девать, и держала их. — А теперь расскажи, что случилось. Не может быть, чтобы все было так плохо.

— Нет, может. Ах, Дженни… — охрипшим голосом захныкала Гарриет. — Обещай, что ты никому об это не скажешь. Ты у меня единственный друг.

— Ну конечно же, я никому не расскажу.

— Даже Виктору. Особенно Виктору ничего не говори.

Брови Дженни приподнялись.

— Хорошо. Я вообще никому не скажу. Ну, так что случилось?

Резко высвободив руки, Гарриет отвернулась и сделала несколько шагов.

— Мне… мне надо кое-что узнать. Я хочу, чтобы ты мне кое-что сказала.

— Если я смогу.

Гарриет от волнения не знала, с чего начать, она кусала нижнюю губу и снова принялась теребить свой носовой платок. Она явно растерялась, не могла найти верных слов, шевелила губами, но не смогла произнести их. Наконец Гарриет обернулась и взглянула на Дженнифер полными испуга глазами.

— Дженни, — произнесла она дрожащим голосом. Она уставилась на ковер, ей отчаянно хотелось довериться своей невестке, но условности пуританского века сковывали ее. — Мне надо кое-что узнать, но мне трудно говорить об этом. Пожалуйста, помоги мне.

Хотя Дженнифер была того же возраста, что и Гарриет, она вышла замуж и отличалась большей зрелостью, чем ее подруга. Видя, что с Гарриет случилось что-то серьезное, Дженнифер было нетрудно взять на себя роль доверенного лица. Пытаясь успокоить Гарриет, она взяла ее руку и ласково сказала:

— В мире нет ничего такого, о чем мы с тобой не могли бы поговорить.

Гарриет подняла голову, у нее покраснели щеки, глаза горели.

— Мои месячные… — прошептала она. — Дженни, у меня не наступили месячные.

Дженнифер молчала некоторое время, до нее не сразу дошли эти слова и их смысл.

— Гарриет, не может быть…

— Мне трудно об этом говорить, — натянутым голосом сказала расстроенная девушка. — Ты знаешь, как это всегда бывает. Особенно с мамой. Впервые месячные пришли, когда мне было двенадцать, — Гарриет осеклась, — тогда я перепугалась до смерти и подумала, что умру. Я не знала, что со мной происходит! И мама ничем не могла помочь. Она только сказала, что я стала женщиной, велела перестать хныкать и сообщила, что так будет каждый месяц на протяжении всей моей жизни. Мама никогда ничего не объясняла, Дженни. Сказала всего несколько слов о том, что надо менять белье, пользоваться одеколоном, и велела ничего об этом не говорить в присутствии мужчин. Дженни, ты ведь все это знаешь. Мама сказала, что об этом нечего даже говорить, надо сделать вид, будто ничего не произошло. Но Дженни!

Гарриет отчаянно схватила Дженнифер за запястье.

— Я перепугалась, когда это случилось впервые. Но теперь, когда это прекратилось, я до смерти испугалась!

Глубоко задумавшись, Дженнифер смотрела на Гарриет, воцарилась тревожная тишина.

— Дженни, скажи мне, что все это значит. Кажется, я догадываюсь, но мне хочется знать наверняка. Ты ведь можешь сказать мне.

— Гарриет, как давно у тебя их нет?

— Я… точно не знаю.

— Месячные давно опаздывают?

— Дженни, у меня их не было уже два раза.

— Понимаю, — Дженнифер сохраняла полное спокойствие, она все еще держала руку Гарриет, лицо у нее ничего не выражало, будто обе обсуждали, что приготовить на ужин. — Скажи мне, Гарриет, ты не делала… ничего такого, что могло… прервать их?

— Наверно, делала, — последовал робкий ответ.

Дженнифер на мгновение закрыла глаза. Да, какая же это щекотливая тема!

— Дженни, я не знала! Никто мне об этом не говорил! — выпалила Гарриет. Ее лицо выражало испуг, растерянность. Глаза у нее округлились, лицо побледнело. Гарриет была похожа на шоколадную куклу. — Шон говорил, что ничего не будет. И даже в тот раз я не понимала, что мы делаем, мне всегда казалось, что дети появляются после замужества, а не до того. Мы ходили к развалинам Старого аббатства. Сначала меня это застигло врасплох. Затем понравилось. А затем… — она опустила глаза и робко пробормотала. — Мне стало очень приятно.

В сознании Дженнифер что-то вспыхнуло. Стало завидно? Мимолетное, приятное ощущение. Дженнифер кольнуло угрызение, что ее собственный опыт с Джоном кончился разочарованием. Джон вел себя грубо, торопился, не обращал внимания на ее желание. Затем Дженнифер кольнуло чувство вины, она вспомнила, что закрывала глаза и вместо своего мужа в темноте представляла Виктора. Столь незначительный обман помогал ей пережить нечастые притязания мужа, которым супружеский долг обязывал ее подчиняться. Она воображала, что это Виктор, представляла, как бы все получилось с ним — нежно, ласково и без спешки…

— Гарриет, как давно это у тебя случилось с Шоном О'Ханраханом?

— Ну, это случилось… — Носовой платок не выдержал и разорвался. — Это случилось несколько раз. Но он говорил, что ничего не будет. Так он говорил. Дженни! Неужели я во всем виновата?

— К сожалению, виновата не ты, а он.

— Нет! Не говори о нем так. Я люблю Шона О'Ханрахана, и мы собираемся пожениться. Но мы сделаем это тайно, так чтобы отец не мог помешать нам. Обещай мне, Дженни, что ты не скажешь отцу.

— Даю тебе слово, Гарриет, но тебе следует рассказать Виктору об этом.

— Нет!

— Гарриет, он врач. Он может посоветовать, что делать. Может, ты ошиблась. Но если ты права, тогда он подскажет, как поступить.

— Я не могу сказать Виктору! Он начнет презирать меня за это! — Гарриет не выдержала и расплакалась.