— Откуда ты знаешь о предсказании? — все еще улыбаясь, спросил Аэций.

— Атаульф сказал мне, что вы ходили к видьям, — пояснил Теодорих. — Ему предсказали, что охмурит любую девушку, и он женился на Галле Плакидии. А тебе предсказали, что вылечишь любую хворь. Не знаю только, лечишь ты или нет.

Может, он думал, что кто-то сумеет вылечить его ногу?

— Не лечу и даже не знаю, как это делать, — сказал Аэций.

— А что там такого сложного? Заварил сушеные травки, пошептал заклинания… — Теодорих заливисто рассмеялся. — Мне бы такое умение. Я бы знал, чем заняться в старости. А то, как подумаю, что меня ждет, так лучше уж сдохнуть в бою… Слышал, в Галлии под твоим началом воюет Севастий…

— Кто? — перебил Аэций.

— Хм. Наверное, я перепутал, — не стал настаивать Теодорих. — Мало ли людей с похожими именами… Кстати, я тут подумал над тем, что ты говорил на пиру. Про аттилу. Про то, что надо держаться вместе. И, знаешь, что. Пришли-ка мне завтра Авита. Пусть еще раз озвучит твои слова Торисмунду. А сам к нему не ходи. Тот человек… ну, которого ты убил из-за казни Цензория, был ему другом. Так что, сам понимаешь. Сейчас Торисмунд не в лучшем расположении духа. Со временем все уляжется, я тебе обещаю. А пока не стоит его дополнительно злить.

— Хорошо, я пришлю Авита, — кивнул Аэций.

— Вот и славно. Я знал, что мы быстро договоримся. С Торисмундом я тоже договорюсь. Он ведь мой сын. И никогда не выступит против отца.

Аэция почему-то торкнули эти слова. Наверное, потому, что ошибся, считая аттилой пропавшего без вести сына. Жаль, что это оказалось неправдой, подумал он. Иначе не было бы всех этих бед. Карпилион, как и Торисмунд, никогда бы не выступил против своего отца.

Весна 451 г.

Вскоре в Галлии потемнело от гуннов. Казалось, они повсюду. Появляются небольшими отрядами, словно из ниоткуда, и нападают одновременно в нескольких разных местах. Римскому ли́месу не хватало людских ресурсов, чтобы выдержать натиск. Перепуганные селяне толпами покидали свои дома. Защищать оставшихся было некому.

Аттила с легкостью завоевывал мелкие поселения, а в города покрупнее приходили его глаша́таи и предлагали такие условия, что их торопились принять. Вместо того, чтобы требовать золото, предводитель гуннов его раздавал. Наемникам обещали жалование вдвое и даже втрое большее, чем платила Империя, а тех, кто не соглашался, убивали свои же друзья. Не поддались на эту уловку лишь несколько городов. Аттила их осадил и двинулся дальше, оставив как мелкие островки посреди муравейника, и муравейник постепенно их поглотил. Первым был взят Диводу́рум. За ним последовали и другие.

* * *

Когда магистр римской армии Аэций, объединившись со своими союзниками на юге Галлии, вышел к Аврелиа́нуму, там уже проломили стены. Однако гуннов оказалось не так уж и много. Аэцию и Теодориху без труда удалось отпугнуть их от города своей многочисленной сводной армией. При виде стремительно удалявшихся гуннских всадников римляне от души веселились. Так же вели себя и торинги. Теодорих вместе со старшим сыном въехали в Аврелиа́нум, потрясая оружием. Горожане встречали их как героев, не понимая, что такая победа всего лишь случайный успех.

Аэций предпочел держаться в тени. Заехав в ворота без лишнего шума, он оставил коня на привязи и пошел в казарму. В городе у него было дело, которое занимало его гораздо больше, чем желание покрасоваться в победном венце. По слухам в Аврелиа́нуме объявился беглый начальник равеннской стражи Севастий. До этого о нем упоминал Теодорих. Кого-то с похожим именем замечали то там, то здесь. Аэций не знал, что и думать. Севастий даже мельком не мог появиться в Аврелиа́нуме. Зимой его изловили в Африке. Он занимался грабежами торговых судов. Об этом Аэцию сообщил предводитель вандалов Гейзерих, давно уже ставший правителем Африки. Севастий был хорошо известен среди вандалов, как зять наместника Бонифатия, которого их предводители считали предателем. Гейзерих потребовал за Севастия выкуп. «А иначе, — как он велел передать на словах Аэцию, — твой друг поплатиться головой». Аэций ответил, что был бы рад на неё взглянуть, и вскоре её отрубили и прислали в Равенну. В сосуде с медом она слегка потускнела и обрела желтоватый оттенок, но в том, что когда-то принадлежала Севастию, не было никаких сомнений. Аэций собственноручно отправил её в городскую помойную яму. Не мог же Севастий воскреснуть и притащиться в Аврелиа́нум.

Начальник местного гарнизона заверил Аэция, что это всего лишь слухи. Никакого Севастия в Аврелиа́нуме не было и в помине, зато в осаде города принимал участие сам аттила. О том же говорили и другие участники бойни. Аэций привычно выхватывал из донесений важные мелочи, которые помогли бы ему получить наиболее полное представление о том, что случилось. Аттила действовал дерзко, но слишком открыто. Во главе небольшого отряда он был отличной мишенью, и эта мишень находилась довольно близко от города. Аэций предупредил Теодориха и других союзников, и тем же вечером после короткого отдыха сводная армия снова тронулась в путь.

* * *

Привычные к длительным переходам римляне двигались быстро. Не отставали от них и союзники, ряды которых пополнились федератами, имевшими договор с Аэцием. По этому договору их племенам разрешалось селиться в Галлии в обмен на военную поддержку римлян.

Аттила продолжал стремительно отступать. К пятому дню он отошел в Трика́ссиум, чьи стены были слишком слабы, чтобы стать ему надежной защитой. Как рассказали потом Аэцию, навстречу гуннам вышел священнослужитель Лупп и предложил лошадей и провизию в обмен на то, что город не подвергнется грабежу. Аттила ответил согласием. Он очень спешил и, похоже, был раздосадован.

— Необходимостью отступать, надо думать, — предположил Аэций, выслушав эту историю от самого священнослужителя.

— Как я понял из разговора, — ответил Лупп, — своим появлением возле Аврелиа́нума вы защитили некоего человека, которого этот безбожник считает своим врагом.

«Хм, и кого же…» — удивился про себя Аэций.

— Быть может, он назвал его имя?

— Нет, — покачал головой священнослужитель. — К моему глубочайшему сожалению не назвал. Но, думаю, часть его ненависти перешла на вас, как на благого воина, который ему помешал. На вашем месте я бы поостерегся. В небе явилась кровавая звезда, похожая на копье. А это к большой беде.

Аэций не любил когда каркают под руку, но из вежливости улыбнулся.

— Благодарю. Я приму это к сведению, — сказал он Луппу, а сам тем временем продолжал раздумывать над его словами. Кто же этот таинственный враг аттилы? В Аврелиа́нуме не было ни одного мало-мальски известного человека, не считая Севастия, присутствовавшего в городе в виде слухов. Де-факто их появление совпадало с вторжением гуннов в Галлию. Аэций чувствовал, что за этим стоит Аспар, но ему не хватало данных, чтобы выяснить правду. Раньше источником недостающих деталей была августа Галла Плакидия, но теперь с её смертью источник иссяк. Император Валентиниан не спешил делиться с Аэцием тайными сведениями. Оставалось только предполагать и строить догадки. Аттила охотится за Севастием, и Аспар пустил его по ложному следу? В Константинополе любят подобные трюки. Сперва уверяли, что император Феодосий погиб от несчастного случая. А совсем недавно казнили Хрисафия за какой-то подлог. И если аттила сглотнул наживку в виде Севастия или чего-то другого, то Аспара можно поздравить с победой. Он заставил аттилу на какое-то время удалиться с востока Империи и спас свою армию от неминуемого краха.