В поселке их ждали страшные новости. Очередное горе перемешалось со страхом. Мария Кузнецова, в этот день исполнявшая обязанности кухарки и няньки, собрала всех детей в один дом. Едва Володька и Прасковья открыли дверь и переступили порог, как женщина тяжело опустилась на лавку со слезами на глазах:

– Катеньку… детоньку…

– Что? Что случилось?! – испугался Володька, предчувствуя недоброе. – Да говори ж ты, не тяни! Какую Катеньку?!

– Катеньку… вашу… медведь задавил.

Черные деревья скрипят промерзшими стволами. В сумбурном танце непогоды качаются мохнатые ветки пихт и елей. Подхваченная ладонями ветра пуршит снежная пыль. Осыпаясь под тяжестью комковатой кухты, сыплются на землю отжившие хвоинки. Свистят мохнатые вершины-шапки кедров. Белая скатерть снежного покрывала до весны укутала землю, спрятала болотные кочки, колодины, сровняла выбоины. Суровая, северная зима вступила на трон на долгие восемь месяцев.

Свист ветра забивает живые звуки. Не слышно порхания и писка лесных пичуг, они забились по расщелинам и дуплам пустотелых стволов деревьев. Мыши и мелкие зверушки спрятались в корневищах кедров и лиственниц. Чуткие лоси лежат в густых зарослях пихтача. Человек пережидает непогоду в теплом зимовье. В такую пору не время для походов.

Над островом Тайна гуляет закуржелый смог, не пропуская к земле свет. В густом лесу в обычный день человеку трудно определить нужное расстояние, сегодня тем более. Заплутавшему путнику легко сгинуть на небольшом пятачке тайги. И только волк, не единожды продиравшийся здесь сквозь глухую чащу, хорошо помнил дорогу.

Идут два человека. Неторопливо, но уверенно. От дерева к дереву, постоянно скрываясь. Оба тепло одеты: шапки-ушанки с красными звездочками, короткополые, выше колен, армейские, овчинные полушубки. На ногах валенки, суконные штаны, руки греют меховые рукавицы. Через спину перекинуты короткоствольные, кавалерийские карабины. Кто мог видеть их в ту минуту, без труда узнал Авдея Савельева и Лазаря Терехова.

Привязанные к деревьям поводками собаки остались за островом. Для избранной охоты собаки не нужны: забегая вперед, они могут испортить задуманное дело.

Снег в некоторых местах доставал до колен. Пришлось расправить суконные штаны на валенки. Идти тяжело, но цель стоила того. По тайге наметаны старые и недавние, припорошенные метелью следы. Уверенность в безнаказанности превратила Авдея и Лазаря в слепцов. Животный инстинкт и похоть притупили чувство осторожности.

А вот и знакомая тропинка, соединяющая жилье ссыльных кулаков и родник. Она похожа на неглубокую канаву, петляющую между стволами деревьев.

Недолго осмотревшись, мужики залезли под огромную разлапистую ель. Длинные ветки образовали под сводами уютный, почти не продуваемый шатер. Отсюда они «охотились», здесь они терзали свою обреченную добычу. Теперь главное быстро выскочить из укрытия, сбить жертву ударом кулака и затащить сюда.

Забравшись под ель, Авдей и Лазарь сняли карабины, приставили их к стволу дерева, подложили под себя рукавицы, присели на корни. Ждут. На заставе причиной их отсутствия значилась охота на соболя. За три дня с собаками в горах они добыли двух аскыров и были этим довольны, им осталось только удовлетворить свою физическую потребность.

Все рассчитали Авдей и Лазарь, но только не учли, что до родника за водой ссыльные теперь по одному не ходили, только вдвоем или даже втроем, освещая дорогу горящими факелами. Причина тому – лютый медведь-шатун, который два дня назад задавил и утащил в болото девятилетнюю Катеньку Мельникову. Боятся люди, часто по утрам находят его свежие следы рядом с поселением.

Не знают мужики об этом. Три дня по тайге мотались за соболями, на заставе не были, но никто за это время на остров к ссыльным не приходил. Определить многочисленные, заваленные снегом медвежьи следы, не предоставлялось возможным, как и узнать о том, что шатун уже давно почувствовал охотников и осторожно к ним крадется.

Сидят товарищи, закурили дорогие папироски, в нетерпении посматривают на тропинку.

Авдей повел носом, отпрянул от соседа, презрительно скривил губы:

– Ты воздух испортил?

– Нет, не я, – выкатив глаза, отпирается Лазарь. – С чего бы? Горох седня не ели…

– А тебе какая разница! Спать с тобой ночами на одних нарах невозможно…

– Да не я это! – сердится Лазарь. – Наверно, сам дунул, а на меня валишь!

– Ну уж да, я… Так псиной только от тебя пахнуть может.

Замолчали. Прошло немного времени, Авдей снова сморщил лицо:

– Опять не ты?! Развязал тут требуху… мать твою… подождать не можешь.

– Да не я это!

– Не ори, услышат. Сходи лучше, прочистись, полегчает.

Негромко ругаясь, Лазарь попятился назад, вылез из-под елки, отошел пять шагов в сторону, распахнул полушубок, присел спиной к ветру. Из-за кедра вырвалась мохнатая гора, придавила его к земле. Сомкнулись на шее несчастного острые клыки, Лазарь и мякнуть не успел.

Авдей отреагировал на шум, недовольно забурчал:

– Ну, ты и тут тихо не можешь! Как сохач по болоту… – услышал хруст и, посчитав, что это Лазарь ломает ветки, обернулся.

Перед ним – оскаленная, в бордовой крови, медвежья морда. Прыгает хищник передними лапами на товарище, месит в кашу кости и тело, чакает челюстями, перемалывая голову жертвы. Заметил Авдея, приготовился к прыжку, разинул пасть, харкнул мелкой кровью. Между ними – четыре шага, которые зверь может преодолеть за один прыжок.

Времени на раздумье нет, как нет возможности повернуться, схватить из-за елки карабин, передернуть затвор и направить ствол для единственно верного выстрела. Хоть и знает Авдей, что от медведя не убежишь, но другого выхода нет. Словно трусливый заяц, преследуемый лисой, спасая свою вылинялую шкуру, мужик бросился из-под елки на тропинку. Сообразил, на ходу сорвал шапку, рукавицы, бросил за спину, чтобы задержать шатуна на некоторое время. По тропинке бежать легче, чем по снегу, но без полушубка еще проще. Скинул с себя верхнюю одежду. Скорее… к ссыльным! Только там он спасется.

За спиной доносятся резкое уханье, тяжелые прыжки. Медведь бросился за новой добычей, однако остановился перед шапкой, схватил ее зубами. Пока понял хитрую уловку, Авдей успел выиграть десять шагов. Погоня возобновилась. Зверь сделал еще несколько прыжков, нашел шубу, снова принялся терзать овчину. Авдей пробежал еще дальше, наконец-то увидел дома, что есть силы добавил ходу!

Медведь хотел продолжить преследование, но почувствовал острый запах дыма, осел на задние лапы, осклабился, глухо заревел. Страх перед огнем и людьми отрезвил. Хищник еще не настолько обезумел, чтобы противостоять инстинкту самосохранения. Круто развернувшись, шатун бросился назад, к убитому Лазарю.

Дежурными кухарками в этот день в поселке были Анна Мельникова и Катерина Маслова. Женщины собирались идти вдвоем на родник. Перед тем как выступить на опасную тропу, они подготовили факелы: берестяные, плотно свернутые в трубки «бабки». В намазанную густой смолой лиственницы бересту накладывали кору пихты, пересыпали трухой, а потом скручивали в плотные валики. Сырая кора от огня давала густой, едкий дым, отпугивающий не только кровососущих тварей летом, но и любого зверя в любое время года. Их мужики заготавливали весной, когда береста легко отдирается от дерева. Здесь, на острове, старый дедовский метод пригодился.