— Что ты говоришь? Конечно нет. Просто обидно, что ты мне врал, — грустно сказала Кейт.

Потом она сказала, что ей пора на работу, пообещала, если сможет, зайти попозже.

Ушла. Я был полностью уничтожен. Никто мне не верит. Никто мне не помогает. Я один против всех.

Ближе к вечеру пришел доктор Миллер и стал потихоньку подкапываться под мои обвинения против Алана. Весь унылый перечень моих скорбей был извлечен на свет божий для переоценки. Тут была и низкая самооценка, и обида на отсутствующего отца, и влияние увольнения на мое самовосприятие. Он даже намекнул, что я сам испортил тормоза, чтобы был повод обвинить Алана. Я был слишком слаб, чтобы с ним пререкаться, но противно было, что Алан гуляет на свободе, а я пристегнут к капельнице. Миллер сказал, что хочет еще пару дней подержать меня в больнице, чтобы убедиться, что процент лития у меня в норме. Потом дал мне таблетку и проследил, чтобы я ее проглотил. Когда он ушел, я провалился в рваную дремоту. Потом что-то случилось, и я проснулся.

В дверях стояла Клэр и смотрела на меня. Я решил, что это галлюцинация.

Зажмурился, открыл глаза. Ничего не изменилось. Значит, не сон.

Я вцепился в простыни, наполовину уверенный, что сейчас у нее из-за спины выйдет Алан.

Личико у Клэр было испуганное, на вид она оказалась моложе, чем мне помнилось. Курточка насквозь промокла, мокрые волосы прилипли к щеке. Я смотрел на нее квадратными глазами, постепенно отходя от шока. По стеклу грязными струями шелестел дождь.

— Мистер Корк… вам плохо? Вы меня не помните? Вы были с Аланом, а я к вам подсела…

Клэр подошла на несколько шагов. Я окончательно проснулся и сел. Клэр все прятала голову в плечи, как будто хотела укрыться, нырнуть обратно в детство.

— Конечно помню. Вы садитесь, — мягко предложил я.

Она присела на краешек стула.

— Вы простите, что я так явилась, просто в полиции сказали, вы тут, а мне нужно с вами поговорить. Я ведь была в зале, когда на вас напали.

— О чем же ты хочешь поговорить?

— Меня полиция допрашивала насчет того, что произошло в кинотеатре. У вас очень шея болит?

— Спасибо, уже получше. И что они сказали? — Я боялся моргнуть: казалось, она может вдруг исчезнуть.

— Когда мы выходили, нас остановили в фойе и спросили, знаем мы вас или нет. Потом они меня отвели в кабинет менеджера и спрашивали, какие у вас с Аланом отношения.

Она все время оглядывалась на дверь, как будто ждала, что в любую секунду могут опять войти полицейские. Видно было, что ей страшно сидеть со мной в одной палате.

— И что ты им сказала?

Клэр закурила — спасительный жест, подсмотренный у взрослых. Сигарета заплясала у нее на губах. Она глубоко затянулась и как будто успокоилась немного. Этот перепуганный ребенок совсем не походил на героиню моих фантазий.

— Что один раз видела вас с Аланом, больше ничего. Просто они хотят меня опять допросить, и мне нужно знать, шантажировали вы его или нет. Он был уверен, что да, но сегодня утром сказал, что, может, это и правда не вы…

Ее лоб прорезала глубокая морщинка — единственная морщинка у нее на лице.

— То есть ты хочешь спросить, я это или не я его шантажирую?! Ну уж наверно не я! Я даже не знаю, почему его шантажируют. Ты-то знаешь, кстати?

— Какие-то налоги не заплатил или что-то такое. Он вроде свою компанию продал дорого, а деньги так и не задекларировал. Он говорит, вы к нему залезли в дом и нашли там доказательства — письмо какое-то из швейцарского банка, которое он не выбросил в свое время, и теперь требуете пятьдесят тысяч.

Она уперлась в меня обвиняющим взглядом.

Я был просто потрясен абсурдностью ситуации.

— Да ты что, шутишь! То есть вся эта ерунда только из-за того, что он какие-то налоги не заплатил?

Я так смеялся, что у меня чуть не лопнул шов.

— А что тут смешного? — возмущенно спросила Кейт. — Вы знаете, что, если все это выяснится, он в тюрьму попадет?! — Она жгла меня взором со всей серьезностью, подобающей ее юному возрасту.

— Конечно, еще как попадет! Знаешь, сколько он казенных денег на обед тратит? Люди, которые получают пособие, на это неделю живут!.. А я-то думал, кто-то знает, что он тебя изнасиловал, и теперь с него денег требует.

— Он? Меня?! — переспросила Клэр, потрясенная таким предположением.

— Помнишь, мы тогда в ресторане встретились? Я потом к его дому возвращался забрать машину, и, судя по звукам, там кого-то били. А снаружи твоя «Мини» стояла…

— Да, я к нему заезжала. Вообще, он меня правда ударил несколько раз. Мы сперва думали, что он мне ключицу сломал, даже в больницу на рентген ездили… Но чтобы Алан кого-то изнасиловал — никогда! Просто он меня так дико ревнует, что иногда себя не контролирует. Я на кого-нибудь посмотрю — он уже с ума сходит, — сказала Клэр, не сумев скрыть удивления по поводу того, что ее персона может вызывать подобные чувства.

— Вы же помните, как в ресторане получилось, — добавила она.

— А в ресторане-то он чего ревновал? — возмутился я. — Между нами же ничего не было, я вообще с женой был.

— Да не к вам! Я же в бар пришла со своим бывшим парнем. Откуда я знала, что он тоже там будет?

Мое эго сдулось проколотым шариком и съежилось где-то на полу.

— А что в кино было? Клэр, пожалуйста, мне надо знать!

Клэр заерзала на стуле. Я понимал ее душевные муки: и поделиться с кем-то необходимо, и Алана выдать не хочется. Она машинально накручивала на палец шнурки своих кроссовок, и личико у нее опять сделалось пятнадцатилетнее. Потом вдруг сорвалась и затараторила:

— Я вас видела в фойе, когда ходила за попкорном. Сказала Алану. Когда мы с ним обедали, он был в жутком настроении, говорил, что вы его шантажируете, что это подлость и трусость. А в середине фильма он пошел в туалет и на час пропал. Поэтому, когда нас потом остановили и сказали, что случилось, я сразу поняла, что это он. Когда домой вернулись, он меня заставил пообещать, что я никому не скажу, и еще сказал, что так вам и надо. А сегодня утром — еще одна записка!

— В смысле опять насчет денег?

— Да. Еще пятьдесят тысяч. А я же знала, что вы в больнице, значит, не вы ее подбросили, правильно? Я и ему говорила, но он так разозлился, что не стал слушать.

— А почему ты в полицию не пойдешь?

— Я за него боюсь. Я его люблю. Правда.