– Крепость, «молотки» отстрелялись, в заданном квадрате противник уничтожен… Первая линия прорвана!..

На карте вспыхнули и погасли синие линии укреплений перед цепочками наших наступающих войск. Однако потери в нашем случае недопустимы, люди сами по себе из земли не вырастут. Переключившись на начштаба, я как можно более спокойным тоном приказал:

– Владимир Николаич, выясни, кто корректировал удар в двадцать четвёртом квадрате. Разберись, почему дали неверные целеуказания, и если разгильдяйство – снимай с должности.

Снова приглядевшись я увидел, что войска основной группы, сохраняя темп, глубоко вклинились в американскую оборону, однако к чести противника нужно сказать, пока никто не бежал, янки стойко держали удар. С юга во фланг наступающим уже заходили синие ромбы, это оживилась механизированная группировка шестой бронекавалерийской бригады. В составе этого подразделения до тридцати танков разного типа, в том числе и модернизированные «абрамсы». Однако пока эффект первого удара держался. Авиация и артиллерия противника работали вяло, сказывалось отсутствие общего руководства. Неожиданно последовал доклад от диверсантов, закрепившихся в районе штаба двенадцатой бригады «Страйкер»:

– Я Рубин-Три, атакован превосходящими силами противника, запрашиваю дальнейших указаний!..

Реакция Грекова была молниеносна, тут же я услышал его резкий дребезжащий голос. Наш теоретик, казалось, ничего не упускал, словно престарелый колобок, он резво скакал от одного угла комнаты к другому, отвечая сразу по десятку линий оперативной связи:

– Я Бастион-Один, уточните обстановку, Рубин-Три!..

Сквозь гул помех я расслышал звуки частой перестрелки, потом крики и близкий взрыв. Однако голос морпеха на том конце линии был спокоен:

– Четыре БМП «Брэдли», наблюдаю подход трёх орудийных платформ типа «паладин»{30} , два полных взвода пехоты, есть тяжёлое вооружение, подтягиваются ещё какие-то черти. Наблюдаю вертолёты поддержки с направления северо-запад. Мы удерживаем комплекс в центре города, противник постоянно атакует, нахожусь в полном окружении. Каналы связи с силами поддержки забиты помехами, не могу связаться с отбойной группой или «позвонить».

– Принял, Рубин-Три, – голос Грекова перешёл на сип, но быстро поправился. – Диктуй координаты, и как только звонок пройдёт, уходите. Точка прорыва – справа пятнадцать, северо-восток, сигнал для опознания прежний: белый дым. Подтверди, как принял?..

Помехи и стрельба стали чаще, голоса неизвестного морпеха почти не было слышно. Однако через пару долгих мгновений он отозвался, проговаривая быстро цепочки целеуказаний, передающихся напрямую на КП к начальнику артиллерии. Потом последовал взрыв помех, и эфир заполнился статикой. Почти сразу же отозвался начарт Епишев, он обратился к Грекову, голос майора дрожал от напряжения:

– Бастион… Товарищ генерал-майор… Рубин-Три передал свои координаты, он вызвал огонь на себя.

– Так не медлите, Молот!.. – Греков снова сипел. – Там не дети сидят, раз пластун дал эти координаты, значит счёл нужным. Работайте, чёрт возьми!

Вмешиваться я не стал, тем более, что Греков, по сути, совершенно прав: мы хоть и видим динамику на карте, однако она не даёт полной картины реального боя. Скрепя сердце я переключился на волну группы Чернова, прошло десять минут с начала операции.

– Гранит-Два, я Крепость! Доклад по обстановке!..

Экран, на котором раньше отображалась довольно суровая физиономия танкиста, сейчас был покрыт полосами искажений, за которыми едва-едва угадывалась кабина боевой машины. Я тронул кнопку смены картинки, и на общей панели появилась масштабная карта с отмеченными сейчас синим портом Ванино и посёлком Советское. Редкие цепочки красных ромбов отображали положение наступающих танков и мотопехоты Чернова. С севера атаку прикрывали две небольшие авиагруппы, которые уже завязали бой с втрое превосходящими их по численности американскими перехватчиками и довольно многочисленной вертолётной группы. Пока умелым маневрированием и превосходством в вооружении летунам удаётся удержать воздух над танковыми клиньями чистым. Кто-то дал картинку с одного из немногочисленных наших спутников, и при большом увеличении я смог увидеть картину боя. Маркеры над тройкой танков, летящих по узкой гравийной дороге прямо к позициям расположившегося чуть левее американского укреплённого аванпоста, показывали, что это взвод, находящийся в прямом подчинении Чернова. В наушнике шумела статика, и, не дожидаясь доклада, я переключился на внутреннюю частоту атакующего взвода. И тут же послышался отборный мат командира головной машины:

– Взвод, делай как я! Следите за целеуказаниями, я, бля, для кого подсветил?!.. Миша, ориентир один – радиовышка, дальность восемьсот!.. Осколочно-фугасным – огонь! «Двойка», полоса огня справа, допориентир четыре – «Белая скала»… Твой сектор обстрела справа, плюс три с половиной!.. Коробочка на фланге, подкалиберным – огонь!.. Разворот, разворот, мать вашу ети!..

Танки рассыпались в цепь, прыгая с холма на холм и непрерывно стреляя. Позиции американцев окутались клубами пыли, что-то чадно задымило. Справа из укрытия выполз приземистый «абрамс», но одна из наших «восьмидесяток» резво повернулась на месте, пушка коротко дёрнулась, и американский танк замер на месте, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Из дымящейся машины выскакивали люди, от башни «восьмидесятки» потянулась цепочка трассеров, выживших срезало из пулемёта-спарки. Ещё через пару минут взвод утюжил высоту, на которой располагался аванпост, а с тыла спешили четыре наших БМП-2, из десантных отсеков которых горохом посыпались маленькие точки высаживающихся мотострелков. Рация на командной частоте вдруг ожила, и в коммуникационном окне над разворачивающейся внизу панорамой сражения появилась физиономия Чернова: