– Господин доктор, устраивайтесь поудобнее, мы обо всем позаботились, – сказала Мопп.

Сала наблюдала за ней с изумлением, восхищаясь спокойствием и рассудительностью подруги. Каждое действие точно рассчитано, и все в быстром, но не торопливом темпе.

Тем временем загорелись стропила. Мария Вольфхардт забежала в подвал, мимо комнаты, куда Сала закатила койку. Сала ненадолго замерла, потом накрыла плачущую от страха пациентку и последовала за сестрой Марией. Та уже исчезла в лабиринте темных коридоров. Сала кинулась за ней. Повсюду летела пыль, перерывы между вибрацией становились все короче. И без того слабый свет отключился. Сала на ощупь шла вдоль стены. Из маленькой комнаты падало в коридор немного света. Сала узнала силуэт сестры Марии. На полу рядом с ней горела свеча, пламя отражалось на рыжих волосах. Казалось, она спрятала что-то за выступ и задвинула канцелярским шкафом. Когда сестра Мария повернулась, Сала скрылась за ближайшим углом. Она видела, как Мария вышла из комнаты и исчезла и облаке густого дыма, который опускался с лестницы и быстро распространялся по помещению. Сала поспешила вверх по лестнице вслед за Марией. Кашляя, она бежала сквозь дым, потеряв Марию из виду, спотыкаясь об обломки, усыпавшие коридор, и наконец вырвалась сквозь пылающие искры на улицу. Мария бежала по площади к противоположному входу.

Казалось, атака закончилась. Среди руин возвышались пылающие стены домов. На улицах выли сирены пожарных и санитарных машин. На противоположной стороне улицы из окон дома вырывались метровые языки пламени. С третьего этажа выпрыгнул на пожарное спасательное полотно ребенок, следом за ним – мужчина с младенцем в руках. В больнице прогремело несколько выстрелов. Сала вздрогнула. Послышался рев и панические крики.

Из левого крыла больницы выбежал доктор Вольфхардт. Сала узнала его искаженное страхом лицо. Зажав под мышкой папку, он остановился перед женой и обхватил ее за плечи. Они торопливо сказали друг другу несколько слов. Судя по всему, они спорили, что делать дальше. Мария снова покачала головой, когда в фасад у них за спиной попала бомба и обоих погребло под обломками.

Вскрикнув, Сала резко остановилась, а потом, перескакивая через обломки, бросилась к стене дома – но в следующую секунду та рухнула на разбегающихся людей. Стальная балка спасла Сале жизнь. Она упала на выступающую часть стены и сдержала конструкцию. Я жива, стучало у Салы в голове, я жива.

В здании, где жили медсестры, уцелело лишь несколько комнат. Газовое отопление оказалось повреждено, во многих помещениях не хватало окон, крыша наполовину сгорела. Инструменты и операционная уцелели. К утру разбор завалов был окончен. Несмотря на холод, больница продолжила свою работу. Окна закрыли картоном, отопление починили. Уже к восьми утра приготовили завтрак. Сала с изумлением наблюдала, с каким неутомимым усердием работали люди. Настроение было почти позитивным, каждый помогал, чем мог. Шок почти не ощущался. Их называли невинными «жертвами беспощадного, убийственного террора союзных держав». Казалось, никто не придает значения тому факту, что это Германский рейх втянул мир в эту войну. В десять часов врачи ушли в ратушу на обсуждение сложившегося положения.

На следующий день пришли рабочие. Столяры, стекольщики, плотники, кровельщики. Армия прислала отряд строителей для уборки. Вскоре восстановили электрическое освещение.

Весь персонал больницы кормили в единственной сохранившейся столовой. Все сидели рядом, вперемешку – врачи и медсестры. Сала осторожно попыталась расспросить о потерях, а потом прямо упомянула фамилию Вольфхардта, но почувствовала по опустившимся взглядам – некоторые что-то знают, но говорить не решаются. Еще до обеденного перерыва Сала проскользнула в подвал. Здесь уборочные работы еще не начались. Мусор и пепел усложняли передвижение. Несколько раз Сала сворачивала не туда, но наконец ей удалось попасть в комнату, где сестра Мария что-то спрятала незадолго до своей гибели. Сала отодвинула в сторону металлический шкаф. И обнаружила за выступом три папки.

После восстановления корпуса медсестер Сала и Мопп вернулись в свою старую комнату. Там, на своей кровати, Сала впервые открыла папки. Ее руки слегка дрожали. Сначала она не заметила ничего примечательного. Пациентами были в основном арийские дети, а не евреи, как изначально предполагала Сала. Совершенно обычные немецкие имена и фамилии. Старшего мальчика звали Пауль, ему было четырнадцать, и его записали как слабоумного. Как и остальным детям, ему был поставлен диагноз идиотизм. Сала прочла переписку малоимущих родителей с клиникой в Дёзене, на окраине Лейпцига. После пребывания в других клиниках детей направляли туда. Там они умирали через несколько недель или дней после прибытия. Сала с изумлением заметила, насколько похожи анамнезы и истории болезней. Клиника сообщала родителям о внезапной смерти – например, от дифтерии носа или от энтерита. И всегда говорилось о врожденном слабоумии. Подтверждающих результатов обследований Сала найти не смогла.

– Мопп? – Сала протянула подруге папку. – Кажется, Мария нашла доказательства преступления.

Мопп склонилась над документами. Повисла жуткая тишина. Во второй папке оказались еще более подозрительные записи. Мопп провела пальцем по строчкам. Наверху слева стояла печать обер-бургомистра города Лейпцига.

По циркуляру рейхсминистра внутренних дел дети с тяжелыми врожденными пороками развития должны получать необходимую медицинскую помощь и, по возможности, оберегаться от опасных заболеваний.

Вашему ребенку… с тяжелыми врожденными пороками развития, был обеспечен соответствующий уход с целью по возможности устранить или уменьшить недомогания. Даже в случаях, до сих пор считавшихся безнадежными, в некоторых обстоятельствах можно достичь определенного прогресса.

Пациент направлен для лечения в психиатрическую больницу Лейпциг-Дёзен. О дате приема вам сообщат из самого лечебного заведения. Прошу Вас явиться в указанный день для помещения Вашего ребенка в клинику.

Помощь, необходимая Вашему ребенку, не должна ограничиваться из-за финансовых издержек. Поскольку Вы не в состоянии покрыть расходы самостоятельно – разве только с помощью больничной либо другой вспомогательной кассы, – я прошу Вас явиться на консультацию в ближайшие дни. Если законная больничная касса возьмет на себя выплаты в рамках семейной помощи, издержки будут покрыты при приеме ребенка в заведение.

От имени

– Мопп.

Сала села рядом с подругой и протянула ей папку.

– Смотри, что написано в личных делах пациентов. Вот. «Поступление в лечебное учреждение Лейпциг-Дёзен 3 марта 1941, диагноз – идиотизм, умер 17 марта того же года». Здесь.

Они вместе склонились над актами.

– Других переводили в Гросшвайдниц, и они умирали там через несколько дней. Зачем переводить в последний момент? Не вижу смысла. К тому же, Гросшвайдниц – не детская клиника.

Мопп принялась листать дальше.

– Большинство направленных туда пациентов были взрослыми. – Она шепотом зачитала