Выступавший на конгрессе по этой теме доктор Уильям Сарджент пришел к выводу, что наркотики стремительно становятся стандартной методикой лечения тревожности и эмоциональных расстройств, массово заменяя психотерапию, психоанализ и, нет необходимости говорить, любую попытку изменить внешние факторы, как раз и вызывающие неврозы. Основная часть быстро растущей популяции наркозависимых, как оказалось, состоит не из бунтующих юнцов, а из женщин средних лет, которые с трудом засыпают и успокаиваются.

Адаптацию и естественные функции, с которыми раньше человеческий организм справлялся сам – сон, пробуждение, отдых, сексуальная потенция, пищеварение, работа кишечника, – отдали на откуп постоянно увеличивающемуся списку химических снадобий. Старомодные органические процессы явно не дотягивают до планки современной цивилизации. Это, говоря открытым текстом, наш приговор от современной цивилизации, ибо подо что мы только ни перекраиваем окружающую среду и стиль жизни, но только не под людей. А самый удобный способ принять невозможное для жизни положение дел без пересмотра технократических ценностей – это латать организм фармакологическими заплатками. Скольким из нас – из-за дефицита времени или спокойствия – приходится прибегать к таблетке или уколу, чтобы запустить самые обычные естественные функции?

В этих условиях обсуждение психоделиков приобретает новое значение. Если наше общество поставило себе целью решить психические и органические проблемы с помощью химических препаратов, то когда же поставят точку в деле так называемых «расширителей сознания»? Отчего бы не таблетке и не игле давать временное эмоциональное освобождение и переключение восприятия? Общественная позиция по этому вопросу представляет собой непонятную смесь снисходительности и сопротивления. Амфетамин нам достаточно хорошо знаком под названием бензедрина, который загнанные студенты и переутомленные руководители принимают без тени сомнения, чтобы изменить сознание – от сонного к проснувшемуся. ЛСД не встретила серьезного сопротивления в отношении профессионального назначения терапевтами и исследователями. Если общественность не проявляет толерантности к неограниченному употреблению наркотиков, эту амбивалентность нужно превратить в искреннее беспокойство о риске для здоровья, связанном с употреблением психотропных веществ без малейшей сознательной дисциплины. Наркотики, несомненно, мощные средства, и беспокойство вполне законно. Даже андеграундная пресса начала муссировать фразу: «“Скорость” [амфетамин] убивает». Что касается марихуаны, возражения против ее применения выглядят, как уже заявляют многие индивиды и целые группы безупречного поведения, откровенно непоследовательными в обществе, где разрешено свободное употребление алкоголя[177].

Если непрерывный поток наркотиков, на которых добровольно живет наше общество, прервется в части психоделиков, я думаю, это произойдет не только из-за беспокойства о здоровье, но и потому, что в общественном мнении эти вещества тесно связаны с агрессивно-богемным образом жизни молодежи. Ирония состоит в том, что не молодежь пострадала от общественного осуждения за связь с психоделиками, а скорее психоделики пострадали из-за связи с неблагонадежной молодежью. Не желая винить себя в отчуждении собственных детей, матери и отцы решили винить наркотики, и психоделикам пришлось отдуваться за дурное поведение юнцов. Чем сильнее молодежь отстаивает наркотики, тем больше крепнет среди взрослых враждебность к тому, что, по сути своей, является эпифеноменом молодежного бунта. Согласно последним анализам, психоделическое направление, в котором молодые люди повели свою борьбу с обществом, оказалось ложным. В таких «разборках» нечего выигрывать или проигрывать. Это не виски бутлегеров, вспоившее богемианизм «потерянного поколения», и не марихуана, на которой выросло поколение битников и хиппи.

Человек начинает прислушиваться к подозрениям относительно революционного характера психоделического крестового похода, узнав, что такие откровенно консервативные печатные издания, как «Лайф» или «Тайм» – сущий тупик, который не даст нашей мятежной молодежи сделать три неверных шага в ином направлении, – уделили психоделикам самое благосклонное внимание не далее чем в 1957 году. В том году в номере «Лайф» от 13 мая появилась сенсационная аппетитная статья «В поисках волшебного гриба» авторства Р. Гордона Уоссона, вице-президента Дж. П. Моргана и его супруги. В статье рассказывалось о визионерских приключениях, которые они в 1955 году устроили себе вместе с фотографом нью-йоркского бомонда у практикующих псилоцибе[178] в непросвещенной Мексике. Статья пестрит иллюстрациями и подробными описаниями грибов, приводит все знакомые параллели с оккультизмом и восточными религиями и, с реверансом в адрес экстатических стихов Уильяма Блейка, напоследок заверяет читателей, что «грибы всем им дадут видения в куда большем количестве». С тех пор психоделики получают восторженную прессу в «Тайм» и «Лайф», за исключением (что характерно) их связи с бунтующей богемой.

Несмотря на недостатки, акулы пера обладают здоровыми инстинктами в отношении того, что может и чего не может ассимилировать технократическое общество. Подозреваю, они прекрасно понимали, что частная таблеточка барбитурата будет подана под видом средства поддержания эмоциональной стабильности в существующем статус-кво. Молодежь, начитавшаяся о психоделиках у Хаксли в «Дверях восприятия», упустила из виду, что в романе «О дивный новый мир» Хаксли описывал, как невыносимые условия превращали в сносные с помощью визионерского препарата «сома», назначение которого было делать людей «здравомыслящими, послушными, стабильными в своей удовлетворенности».

Недавно группа молодых англичан с помощью пары радикальных психиатров основали группу с целью исследовать психотропные наркотики и «методы изменения сознания в целом», дабы либерализировать законы против наркотиков в Великобритании. Свою организацию они назвали СОМА – Общество ментальной осведомленности. Подозреваю, что они искушают судьбу. На первый взгляд трудно понять, отчего психоделики нельзя приспособить к стандартам технократии, – такая ассимиляция стала бы прекрасным примером «репрессивной десублимации» Маркузе. Исторические свидетельства позволяют предположить, что роль наркотиков была как раз в том, чтобы приручать и стабилизировать. Де Куинси[179], признавшись в своем нашумевшем пороке в двадцатых годах XIX века (и одновременно намекнув на повальное увлечение опиумом среди английских аристократов и представителей искусства), был убежден, что зависимость свойственна прежде всего измученным работникам прядильных фабрик. Роль наркотиков в погашении социальных волнений в начале промышленной эпохи в Англии никогда серьезно не исследовалась, но каждый изучавший историю того периода знает, что обычной практикой у работающих матерей было давать голодным детям настойку опия (его называли «материнское благословение»); таким образом, дети привыкали к наркотику с колыбели[180].