Я обнимаю себя руками, чтобы подавить нарастающий тремор, и смотрю, как он стремительно выходит из кухни. Слышу, как звонит кому-то, но из-за шока и паники не могу разобрать ни единой фразы. Мой поступок порочен, уродлив, аморален, но это простая человеческая ошибка. Мы ведь не в средневековье живём, где за измену лишали жизни. Это двадцать первый век, чёрт возьми! Откуда эти самоуправство и угрозы? Пусть последний год нашей жизни с мужем был полон неудач и разочарований, но были и другие пять — тогда он был для меня самым близким. Поэтому просто не понимаю, откуда в нём взялось это желание меня раздавить.

Когда машина Романа выезжает за ворота, меня осеняет. Покачнувшись на пятках, я срываюсь и бегу в коридор, где стоит моя сумка. Телефон. Нужно позвонить Матвею.

Матвей

Звонок Стеллы застаёт меня, когда я выхожу из душа. Восторг расползается под кожей как шипучка. Она всё-таки приедет. А я уже почти потерял надежду, битый час ломая голову, чем себя занять.

—Привет.

Её голос, сбивчивый и испуганный, заставляет меня моментально напрячься.

—Матвей… Роман видел распечатки с моего телефона. Он куда-то уехал и, возможно, в ближайшее время с тобой свяжется. Я хотела тебя предупредить… Прости, что так получилось… Тебе лучше уехать куда-нибудь. Он может тебе навредить…

Значит, он наконец узнал. Я пока не понимаю своей реакции на эту новость. Внутри царит полный штиль. Хотя, наверное, я всё-таки рад. Больше не нужно будет прятаться по углам.

—С тобой всё нормально?— перебиваю я поток её сбивчивых излияний.

—Со мной всё в порядке. Может быть, тебе к матери уехать пока?

Нелепое предположение, что я решу сбежать из города, чтобы переждать гнев Родинского, вызывает во мне раздражение. Стелла действительно так херово обо мне думает? Что я столько времени её добивался, чтобы слиться при первом шухере?

—Я никуда не уеду,— произношу как можно мягче, делая скидку на её состояние.— Не переживай, ладно? Я сейчас переключусь. Второй звонок.

Это не повод прервать её уговоры. В динамик действительно долбится незнакомый номер. По красиво подобранной комбинации цифр несложно догадаться, кому он принадлежит. Нервничаю ли я? Ни хрена. Получить по морде я готов. Стелла и секс с ней того стоят.

На всякий случай говорю трубке: «Алло» — и в ответ слышу лающий голос Родинского:

—Уже знаешь, для чего звоню, пиздюк?

—Догадываюсь,— уклончиво отвечаю я, оглядывая гостиную в поисках футболки. Интуиция подсказывает, что повтыкать телик в одиночестве этим вечером не получится, так что лучше одеться.

—Через двадцать минут будь возле офиса. Прокатимся. Сбегать не советую — из-под земли достану и яйца оторву.

—Я и не планировал. Подойду.

Вешаю трубку, во второй раз испытывая глубокое раздражение от уверенности Родинского в том, что я захочу сбежать. С чего бы? Я не испытываю ни капли вины или стыда за сделанное. Более того, повернись время вспять — сделал бы всё ровно так же. Потому что только так у нас с ней могло получиться. И потому что он её недостоин.

* * *

Чёрный катафалк Родинского причаливает ко входу в офис на двадцать минут позже назначенного. «Ай-я-яй,— мысленно иронизирую я.— А ведь сам терпеть не может опоздания».

Глухо затонированное боковое стекло опускается, открывая взгляду его напыщенную рожу.

—Садись назад,— гавкает он, глядя на меня с ненавистью.

Я допечатываю СМС матери о том, что на эти выходные тоже не смогу приехать, и иду к пассажирской двери. В салоне меня ждёт сюрприз в виде плечистого кабана в форме гэбээровца. Я не могу не усмехнуться. Серьёзно? Он даже не лично мне морду бить собирается?

—В Коломну,— пафосно цедит Родинский и оборачивается к моему соседу.— Саш, телефон у этого забери. А то сейчас от страха начнёт всем подряд трезвонить.

Кабан выдирает из моих рук мобильный и до того, как я успеваю его перехватить, услужливо сует Родинскому. Меня накрывает волна гнева. Жалкий зажравшийся мудила. Самому забрать слабо?

В следующем кадре мой телефон вылетает в раскрытое окно, чтобы через секунду быть раздавленным чьими-то шинами. И как Стеллу угораздило выйти за него замуж? Типичный гопник в дорогом костюме, упивающийся своей властью. Даже тут не способен проявить себя мужиком.

—Я одного не могу понять, щенок. Тебе сверстниц вокруг было мало? Обязательно нужно было на ту, что на десять лет старше, залезть? Я тебе мало денег платил? Да ты мне по гроб жизни благодарен быть должен, что я тебя, нищебана, отмыл и к себе в офис взял.

—Ты что-то путаешь, Рома,— в тон его снисходительно-издевательскому голосу отвечаю я.— Это ведь ты сам меня на ужин в модный ресторан пригласил и там мою нищебанскую задницу лизал, чтобы я от Ларина к тебе перешёл работать. Распинался о зарплатах и перспективах карьерного роста. Я и тогда не бедствовал. Откуда в тебе это желание выглядеть кормильцем для бедных? Ты же вроде успешный мужик. Гордись собой.

—Ты меня жизни учить будешь, рвань?— Резко повернувшись в кресле, Родинский пытается придушить меня глазами. Рожа багровая.

Отчасти я его понимаю. Неприятно, когда осекает бывший подчинённый, с которым к тому же изменила жена. Но кто-то ведь должен рассеять его уверенность в том, что окружающие люди — жалкие пресмыкающиеся, по гроб жизни благодарные ему за путёвку в жизнь.

—Мы ведь катаемся. Чем-то нужно себя занять.

—Развлекайся, пиздюк,— с ядовитой издёвкой хмыкает Родинский, отворачиваясь.— Недолго осталось.

—Слушай, а не проще было один на один встретиться? Для чего тебе лишние уши и этот сопящий кабан? Ты бы мне всё, что накипело, высказал, пар спустил, набил рожу. Я бы даже сопротивляться не стал. У тебя своя правда, у меня своя. По моей правде, ты её недостоин и ей давно нужно было от тебя уйти.

—Одно моё слово, и ты вылетишь в открытую дверь на скорости, щенок блохастый,— угрожающе раздаётся с переднего сиденья.

—Саша, а ты не ссышь, что он потом тебя как свидетеля уберёт?— Не в силах перестать улыбаться, я поворачиваюсь к своему соседу.

Дебильная улыбка и стёб — моя защита от психической перегрузки и злости на вседозволенность Родинского. На деле мне ни хера не весело. Изменяла ему со мной Стелла или нет — он не имеет права трогать мои вещи и угрожать. Наверное, отчасти это и есть воплощение его представлений о людях. Тронул мою вещь — я сломаю твою. По хер, что Стелла не вещь.

Кабан презрительно косится на меня и начинает демонстративно разминать фаланги пальцев. Я закатываю глаза. Два отмороженных дебила. Я бы прекрасно понял ярость обманутого мужа и то, что в состоянии аффекта Родинский бы меня отметелил, но о каком аффекте идёт речь, когда он притащил с собой подмогу? Это ведь нужно позвонить, договориться и заехать. И Саша этот. Есть ли на свете более собачья работа, чем избивать людей по чужой указке?