Люсинда вспомнила холодные, блестящие глаза миссис Нидл, ее бледную ладонь на своей руке и вздрогнула. Неужели это было на самом деле? Она помнила, как пила с этой женщиной чай, но совершенно не помнила, как та прикасалась к ней. Миссис Нидл никогда ни до кого не дотрагивалась — даже до своего сына. Но это воспоминание о холодной белой руке было таким сильным и болезненным, как воспоминание об ожоге.

Темная фигура впереди двигалась быстрее, чем она думала. Если это был Тайлер, то он бежал. Неужели что-то случилось? Надо во что бы то ни стало его предупредить, нельзя позволить ему бродить по ферме среди ночи. Слишком много народу сегодня разгуливает по округе, да и о том, что сказала Сара, он должен узнать как можно скорее.

Вдруг что-то насторожило ее. Может быть, шум? Нет, это было ощущение, какая-то далекая печаль, которая вползла в ее мысли, словно тихий вой призрака. От ужаса волосы у нее на голове зашевелились.

«Пропал».

«Исчез».

«Пропал».

Невыносимая печаль наотмашь ударила Люсинду, она резко остановилась, дрожа так, словно ледяной ветер выстудил ее изнутри. В голове неотступно звучал голос, говоривший об ужасной скорби и такой же ужасной, глубоко запрятанной ярости. Люсинда почувствовала, что не может больше вместить в себя столько скорби, что она вот-вот лопнет, как воздушный шарик, надутый слишком сильно.

Потом голос так же внезапно стих, но ощущение большого несчастья не проходило еще несколько мгновений. Щеки Люсинды похолодели. Она прикоснулась к ним пальцами и обнаружила, что они мокры от слез.

Да что же здесь происходит? Неужели это шутки того призрака, которого она видела в зеркале? Что еще могло внушить ей такое чувство? Может, вся эта ферма переполнена нечистью?

Пока Люсинда приходила в себя, темная фигура впереди почти скрылась из виду. Преодолевая страх, девочка выступила из спасительной тени зданий и в бледном свете луны, пробивавшемся из-за облаков, стала догонять ее.

Тот, кого она преследовала, уже давно исчез, а Люсинда все бежала через темный лес на дальнем конце пастбищ у самого подножия холмов, обозначавших границы фермы. Лунный свет, казалось, стал еще слабее, и после бесчисленных петляний среди ночных деревьев она уже не могла сказать точно, в какой стороне дом. Она даже заплакала потихоньку, чувствуя себя совершенно измотанной, и хотела уже сесть на землю и ждать, пока утром ее кто-нибудь найдет, как вдруг увидела на холме вспышку света.

Может, это Тайлер со своим фонариком? Нет, на свет фонарика это было не похоже. Скорее на неровный, мерцающий свет костра. Наверное, это пастухи Кива, Джег и Хока, они любили посидеть возле костра далеко за полночь, распевая свои печальные гортанные песни, похожие на гитарный перебор. Неужели она забрела в такую даль? Но даже в темноте она не могла так заблудиться. К тому же грубый голос, который она теперь отчетливо слышала, явно не принадлежал ни одному из трех амигос.

Люсинда подошла ближе, страх и надежда боролись в ее душе. Она уже видела, как пляшут языки огня на легком ночном ветерке, но поющего нигде не было. На опушке леса, перед самой поляной, она остановилась, напуганная грубой печалью мелодии, похожей на вой одинокого волка.

На земле, у самых ее ног, что-то лежало. Она наклонилась и подняла совсем маленький, похожий на детский ботинок, еще хранивший тепло чьей-то ноги. Словно во сне, Люсинда сунула в него руку и тут же отдернула, как будто ее ударило током. Ботинок весь был набит резаной бумагой, которая зашуршала под ее пальцами.

И вдруг что-то прижало ее руки к бокам с силой анаконды. Огромная ладонь легла на ее рот.

Люсинда хотела закричать, но смогла издать лишь приглушенный стон. И тогда ее подняли с земли, несмотря на отчаянное сопротивление. Она яростно брыкалась, била каблуками по ногам похитителя, но толку от этого было не больше, чем от ударов в ствол дуба.

— Тсс, — прошептал кто-то прямо ей в ухо, от жаркого дыхания она поежилась. — Он тебя услышит. У него и так не много свободы, не отбирай хоть эту малость.

Внезапно она узнала голос. Страх еще не отступил, но теперь она хотя бы знала, кто ее схватил.

— Я опущу тебя на землю, — прошептал Рагнар. — Только не беги — он испугается и может стать опасным. И не разговаривай. Он скоро убежит.

Она совершенно не понимала, о ком идет речь, но послушно кивнула. Скандинав поставил ее на ноги, как будто она весила не больше кофейной чашки. Несмотря на молчаливое обещание, Люсинда едва не бросилась наутек — с нее было довольно впечатлений этой ужасной ночи, — но что-то ее удержало.

«Никто не причинит мне зла. Рагнар просто не способен на это», — думала она.

К своему удивлению, она поняла, что больше всего на свете хочет получить ответы на вопросы, которые роились в ее голове, как потревоженные пчелы.

В следующее мгновение по склону холма промчалась черная тень. В свете костра были хорошо видны ее странные дерганые движения. Неожиданно Люсинда поняла, что тень танцует. Она прыгала и резвилась со вскинутыми вверх руками, будто пыталась уцепиться за звезды. От талии и выше фигура была похожа на стройный, мускулистый торс обнаженного мужчины, но ниже Люсинда с изумлением увидела круп и поджарые высокие ноги то ли оленя, то ли козла.

Голова танцующего на секунду наклонилась, попав в отсвет костра, и Люсинда едва не завопила. У него было лицо мистера Уоквелла.

Получеловск-полуживотное еще раз подпрыгнул, потом завертелся на месте и ринулся прочь. Он скакал вверх по склону с невероятной быстротой и вскоре исчез за гребнем холма. Люсинда вдруг почувствовала, как подкосились ноги, и осела на землю возле брошенных башмачков. Бумага, выпавшая из них, захрустела под ее весом.

— Он… Мистер Уоквелл… — Она тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. — Кто он такой?

Рагнар засмеялся.

— Он один из Древних, девочка. Я не знаю, как они правильно называются, но гречане поклонялись им почти как богам. То есть греки, я про них говорю. Столько лет здесь прожил, а все еще путаю слова.

Люсинда подняла башмак мистера Уоквелла. Эта странная ночь была похожа на сон, но она слишком хорошо понимала, что все это происходит наяву.

— Бедняга. Ему, наверное, очень тяжело в них ходить, поэтому он так медленно передвигается. И все время скрывает, кто он на самом деле.

— Не все время. — Рагнар помог ей подняться и повел через поляну к обложенному камнями кругу, в котором горел костер. Она встала на колени и протянула к огню руки, чтобы согреться, он присел рядом на корточки. — Ночами он может быть самим собой — как сегодня.

— А он… мистер Уоквелл родом оттуда же, откуда и драконы с единорогами?

Рагнар поворошил угли длинной веткой. В воздух взметнулся сноп искр и, мигнув, растаял.

— Я не знаю историю Симоса от начала до конца, ведь он появился здесь задолго до любого из нас… но в каком-то смысле это так. Он оттуда же, откуда и драконы. Мы все из этого места. Правда, место — неточное слово. Это трудно объяснить.