И летели из Москвы «от Ромодановского во все концы страны… „нарочные посыльные", как правило, то были солдаты, а порою и гвардейские офицеры Преображенского полка. Вот одно из распоряжений Ромодановского: разыскать скрывшегося от следствия знаменитого народного проповедника Григория Талицкого. Сыщики, разосланные по стране, должны были искать „по городам и по селам, и по монастырям, и по приходским церквам, и по рыбным ловлям, и на кораблях, и на карбусах, и на мелких судах, и во всяких местах, всякими мерами", казалось бы, иголка в стоге сена? Талицкий был найден примерно через месяц, это при тогдашних-то дорогах и тогдашних транспортных средствах»[239].

Ромодановскому все казалось мало, он «добился нового важного указа, который обязывал не только государственных должностных лиц — приказных судей, городовых воевод и т. д., но и помещиков, и монастырские власти: „таких людей, которые учнут за собой сказывать государево слово и дело, присылать к Москве, не расспрашивая" и передавать непосредственно в Преображенский приказ „к стольнику, ко князю Федору Юрьевичу Ромодановскому". Нарушение этого указа влекло за собой различные кары: выговоры и штрафы (даже если речь шла о воеводах), а дьяк Ярославской приказной избы по приказу Ромодановского был бит батогами»[240].

Как видно из сказанного, Ромодановский подминал под себя не только обывателей, перед ним трепетал весь административный аппарат: не могли спокойно ночью спать и простой писарь, и сам воевода. Доставалось «на орехи» и духовенству, правда здесь «кесарь» действовал предельно осторожно, понимая, что церковь есть особый государственный институт, обладающий не только мирской властью, но воздействием на души своих прихожан, в том числе и высокого звания. И быть преданным анафеме, даже такому монстру как Ромодановский, не хотелось. Чреватость конфликта с православной церковью была налицо, и никто не желал играть с огнем[241].

«Положение Приказа ничуть не изменилось с административными реформами Петра, возникновением губернского деления, коллегий и Сената, — пишет далее Чайковская. — Когда новорожденная Юстиц-коллегия, ведению которой подлежали все суды, попыталась вмешаться в деятельность Приказа, то есть самого могущественного судебного учреждения, сделать это ей не дали. Материалы дел, которые вел Приказ, не выдавались никому без именного царского указа. Действовать вопреки указу позволил себе киевский губернатор князь Дмитрий Михайлович Голицын, один из самых образованных людей тогдашней России, человек сильного ума и огромного достоинства. Когда к нему привели арестованных по «слову и делу», он счел необходимым, прежде чем отправить их в Москву, самому их допросить. Ромодановский тотчас устроил громкий скандал, отказался принять арестантов „для того, что киевский губернатор колодников разыскивал, а по указу теми колодниками не токмо разыскивать, а роспрашивать не велено", и потребовал, чтобы Сенат призвал губернатора к порядку. Ответ не заставил себя ждать. Петр подтвердил указ 1702 года: губернаторам разрешалось допрашивать изветчика только о том, какого рода извет он собирается сделать, и если речь идет о государевом деле, обязан, „не расспрашивая, оковав руки и ноги, присылать в Москву, в Преображенский приказ немедленно"»[242].

В середине 1710-х годов Преображенский приказ перестал быть единственным органом сыска (часть сыскных дел перешла к «маэорским канцеляриям» и к Тайной канцелярии), Ф. Ю. Ромодановский до самой своей смерти оставался «главным палачом державы». В 1717 году с ним в конфликт вступила Юстиц-коллегия по причине того, что Ромодановский считал политический сыск делом исключительно своей «вотчины». После смерти место Ф. Ю. Ромодановского занял его сын Иван, который подал царю челобитную. «Со всегорестными слезами о конечном сиротстве» просил его не оставить милостями, а главное — батюшкиным служебным «наследством». Но Ромодановский-младший не просчитал ситуацию: «во время его судейства шли непрерывные реорганизации, у кормила власти постоянно менялись люди, и в 1728 году, под предлогом болезни, он ушел в отставку. В 1729 году сам Преображенский приказ был распушен, хотя его помещение использовалось с теми же целями лет восемьдесят»[243].

Кто же занял место страшного Преображенского приказа? Вот что пишут об этом современные историки. «Во второй половине 1710-х годов важное место в системе политического сыска заняли так называемые маэорские розыскные канцелярии, которые так именовались из-за того, что во главе них стояли майоры гвардии. Они ведали каким-либо конкретным розыскным делом по личному поручению царя. Петр часто прибегал к услугам гвардейцев для самых разных поручений. Канцелярии майоров (а их насчитывалось двенадцать) по своей сути были временными следственными комиссиями, похожими на сыскные приказы XVII века. Подчас, они, начав с одного дела, быстро разрастались в целое учреждение со штатом приказных и обширным делопроизводством. Майорские канцелярии занимались преимущественно делами по «третьему пункту» («кража государственного интереса», «похищения казны»), а также другими должностными преступлениями. Но царь часто передавал майорам и политические дела. Майорским канцеляриям предоставлялись значительные права проводить весь цикл расследования (допросы, очные ставки, пытки) и готовить проекты приговоров. Царь был в курсе дел канцелярий и направлял весь ход расследования в них. К 1724 году Петр, завершая государственную реформу, решил ликвидировать ставшие уже ненужными маэорские канцелярии. Указ об этом был издан 22 января 1724 года. Чуть раньше Петр решил прикрыть и Канцелярию тайных розыскных дел»[244].

Неужели Петр «проникся» либеральным духом и был готов отказаться от каких-либо спецслужб, дабы предстать перед собственными гражданами в роли «царя-освободителя»? Нет, конечно[245].

Напомним, что «канцелярия тайных розыскных дел, более известная как Тайная канцелярия, возникла в начале расследования дела царевича Алексея[...]. 4 февраля 1718 года Петр продиктовал П. А. Толстому «пункты» для первого допроса сына-преступника. Позже именно к Толстому и стала сходиться вся информация по начатому розыску. Вокруг него, типичного петровского порученца, сложился штат приказных новой, но весьма похожей на майорские, розыскной канцелярии, хотя до самого переезда в Петербург весной 1718 года ведомство Толстого канцелярией не называлось. Иначе говоря, розыск по делу царевича Алексея поначалу был личным поручением Толстому, точно так же, как раньше по заданию Петра А. Д. Меншиков вел Кикинское дело, которое было частью следствия по делу Алексея. Выбор Петра Андреевича Толстого на роль руководителя розыска по делу царевича можно объяснить тем, что он до этого блестяще провел операцию по возвращению из-за границы блудного царского сына. Возможно, Толстой, желая выслужиться, сам напросился на это поручение царя. В Италии, где Толстой настиг царевича, он сумел уговорить Алексея вернуться домой, причем сделал это не без обмана. Не случайно привлеченный по делу царевича Иван Нарышкин Толстого «называл Иудою, он-де царевича обманул и выманил». После успешной миссии в Италии царь поручил Толстому уже расследование дела о