– Знала же... – простонала я. – Знала... А может, он все-таки не сбежал, а? Может, искал что-нибудь?

– Например? Нет, Пибоди, боюсь, ты была права с самого начала. Черт бы побрал шельмеца, ну и гардероб! Вовек не разобраться, что пропало!

Пошуровав среди разбросанной одежды, Эмерсон отпихнул ширму, целомудренно скрывавшую угол с удобствами.

– Так... Бритвенные принадлежности на месте... И что это значит? Да ничего. У него мог быть второй комплект. Или же бросил второпях, решил, что купит новый. Плохо, Пибоди. Для юного лорда Баскервиля все складывается чертовски плохо!

Пронзительный крик возвестил о появлении хозяйки. Белая как мел, с расширенными от ужаса глазами, леди Баскервиль повисла на руке Вандергельта.

– Где мистер Милвертон?! – взвизгнула она. – И что значит... Рэдклифф!!! Почему вы сказали...

– Милвертона, как видите, здесь нет. К тому же Милвертон вообще не... словом, на самом деле его зовут Артур Баскервиль. Он племянник вашего покойного супруга, леди... Эй, Вандергельт, держите ее!

Эмерсон ринулся на помощь американцу. Стоит ли объяснять, что леди Баскервиль немедленно упала в обморок, и, разумеется, самым изящным образом. Джентльмены сражались за право подхватить безвольно поникшее тело, я же молча наблюдала за этим поединком. Победа осталась за Вандергельтом.

– Святые угодники! – воскликнул победитель. – Потактичнее никак нельзя было, профессор? А эта чертовщина с Милвертоном... Баскервилем... как его там! Неужели правда?!

– Разумеется, правда!

– Ну и денек! Сюрпризы один за другим. Слушайте-ка, я отнесу леди Баскервиль в ее спальню и вернусь. Сообразим, что делать дальше.

– Я и так знаю, что делать дальше, – парировал Эмерсон. – И займусь этим немедленно.

Генеральским шагом промаршировав через комнату, он скрылся в коридоре. Следом исчез Вандергельт со своей ношей. Я огляделась в поисках хоть какого-нибудь ключика, хоть какой-нибудь зацепки, которую мы в спешке упустили. Трусливое бегство Артура подтверждало мои подозрения. Казалось бы, ликовать нужно – как-никак раскрыто преступление... а у меня на душе кошки скребли.

Ну почему он сбежал? Еще утром выглядел таким довольным, весь светился от облегчения... Что могло произойти, пока нас не было?

Нет... Что-то тут не так. Я это чувствовала нутром. Кожей, по которой вдруг побежали мурашки. Стоя посреди комнаты, я снова и снова обшаривала ее взглядом. Шкаф открыт – ничего и никого.Ширма отброшена к стене, там не спрячешься... Но в спальне было еще одно место, куда мы даже не заглянули. И как это я о нем забыла? Сама ведь в поисках пропажи первым делом лезу под кровать.

Я опустилась на четвереньки, приподняла длинные складки покрывала...

Если верить Эмерсону, он прибежал на мой дикий крик. Не помню, честное слово, не помню. Но точно знаю, что Эмерсон как по волшебству возник в комнате и рухнул рядом со мной.

– Пибоди, девочка моя дорогая! Что с тобой? Тебе нехорошо? Голова закружилась?

– Нет! То есть... не мне! Ему! Он там... там, под кроватью...

– Боже правый! – Эмерсон схватил безжизненно вялую руку юноши.

– Не трогай! – завопила я. – Он еще жив, но очень плох! И неизвестно, что повреждено. Кровать сумеем поднять?

В такие минуты мы с Эмерсоном действуем как единый организм. Он бросился к изголовью, я встала напротив; мы осторожно приподняли кровать и отставили в сторону.

Артур Баскервиль лежал на спине, неестественно вытянув ноги и прижав руки к бокам, – в позе, до ужаса напоминающей то положение, в котором египтяне укладывают свои мумии. И, кажется, не дышал...

Эмерсон подсунул ладонь ему под голову.

– Та-ак, понятно. Его ударили по голове... Боюсь, проломили череп. Умница, Пибоди, что не позволила тащить его из-под кровати.

– Пошлю кого-нибудь за...

– Посиди чуть-чуть, любовь моя, отдышись. На тебе лица нет.

– Обо мне не беспокойся, Эмерсон. Хочешь – сам пошли за врачом, только побыстрее, все могут решить минуты.

– Ты останешься с ним?

– Ни на шаг не отойду.

Эмерсон кивнул. Сильная, дочерна загорелая рука легла на мое плечо; то был жест друга и единомышленника. И опять мы поняли друг друга без слов. Человек, напавший на Артура Баскервиля, хотел его убить. С первого раза ему – или ей – это не удалось. Не дать убийце шанса повторить попытку – вот в чем была наша задача.

Вернуться к себе в спальню мы смогли лишь глубокой ночью, и я тут же с протяжным стоном рухнула на кровать.

– Что за день!

– Приключений с лихвой. Я ушам своим не поверил. Неужели ты признала, что это дело тебе не по зубам? – ехидничал Эмерсон, ловко расстегивая пуговички на платье. Я не возражала против ехидства, лишь бы чувствовать нежность его рук. Даже позволила снять с себя обувь и чулки.

– Ох... Что ты возишься со мной, как с ребенком? Устал не меньше моего...

– Но тебе ведь понравилось, – улыбнулся Эмерсон.

– Еще как! – Я благодарно клюнула его в ямочку на подбородке, приложила ладонь к щеке. – Твоя очередь. Ложись и попробуй вздремнуть. Все равно ведь вскочишь ни свет ни заря.

Эмерсон поцеловал ладонь (я не преувеличивала, читатель, когда говорила, что мой муж удивительно нежен), но тут же вывернулся из-под руки, вскочил и принялся расхаживать по комнате.

– Нет, Пибоди, не до сна – слишком взвинчен. И не трясись надо мной, тебе прекрасно известно, что я могу сутками не спать.

Мне тоже не спалось. Я села на кровати, поудобнее пристроив подушки под спину.

– Все, что мог, ты для Артура сделал. До утра он будет под присмотром врача, да и Мэри, уверена, его не оставит. Бедняжка вся испереживалась. Красивая пара, правда? В другой ситуации сердце бы радовалось. Ты заметил, как мрачно качал головой доктор Дюбуа? По-моему, он особых надежд не питает. Ну а я настроена оптимистически. Все-таки организм молодой, сильный... выкарабкается.

– Угу. Но когда он сможет говорить? Если вообще когда-нибудь сможет! – Судя по реакции, такие мелочи, как любовь и страдания молодых людей, Эмерсона не тронули. – Проклятье! Все из рук вон плохо, Пибоди! Как прикажешь работать, если кругом творится черт знает что? Пора покончить с этой свистопляской.

– Наконец-то! Выходит, ты пришел к тому же выводу, что и я? Нужно найти Армадейла, так? И выжать из него признание.

– Может, так, а может, и нет. Но что-то делать нужно, – угрюмо буркнул Эмерсон. – Армадейл, говоришь? Что ж... Милвертона-Баскервиля мы из списка подозреваемых исключили... вернее, кто-то его исключил. Остается Армадейл, будь он проклят. Не путался бы у меня под ногами – может, так бы ему все и сошло. А теперь пусть пеняет на себя.