— Красный Класс, — крикнула Сестра Дуб с высоты своего роста. — Со мной в трапезную. Мы вынесем столы и стулья, чтобы поставить их перед Собором Предка для церемонии приветствия.

Махнув мясистой рукой, Сестра Дуб повела их, и послушницы Красного Класса последовали за ней. Клере следовало бы присоединиться к хору, но вместо этого она осталась с классом, возможно, не готовая выступать перед такой высокой аудиторией. Когда они уходили, Нона оглянулась. Настоятельница спустилась по ступенькам, золотой завиток ее посоха украл яркость фонарей. В полумраке внизу были видны ее губы, сложившиеся в мрачную линию.

Огни, замигавшие между колоннами, дали первый видимый признак прибытия первосвященника. Нона представила себе священников — карликов среди громадных колонн, — их маленькие пятна света во всей этой тьме, тени, колышущиеся вокруг них. Она спросила себя, сколько их пришло и с какой целью. Брат Раймела Таксиса, Лано, сказал, что его отец знает Первосвященника Джейкоба. Как далеко простирается влияние Турана Таксиса? Настоятельница Стекло тоже должна была знать первосвященника, и, наверняка, это значит больше?

— Они пришли за тобой. Ты ведь это знаешь, правда?

Нона повернулась и посмотрела на Клеру, стоявшую чуть левее нее во втором ряду послушниц. Каждый класс стоял в две шеренги, самая короткая — впереди.

— Об этом говорит весь город, Нона. Ты должна была мне это сказать. — Клера не сводила глаз с приближающихся огней. Стоявшие по обе стороны от нее Рули и Кетти повернулись и уставились на нее.

— Сказать что? — спросила Джула, стоявшая рядом с Ноной.

— Нона почти убила Раймела Таксиса, сына Турана Таксиса, ринг-бойца. А когда на днях сюда приезжал Лано Таксис с судьей верховного суда...

— Он не приезжал! — Генна справа от Ноны. — Неужели?

— Он приезжал, и Нона чуть не отрубила ему два пальца. Чтобы спасти их, понадобился волшебник-марджал из Академии. Раймел все еще находится под опекой четырех других магов Академии.

— Где ты взяла нож? — прошипела Генна.

Нона посмотрела вдоль линии и увидела, что Арабелла смотрит на нее удивительно напряженно.

— Почему ты напала на него? — прошептала Джула.

Нона ничего не ответила. Она посмотрела на свои пустые руки и спросила себя, почему Клера не задала ей вопросов в дормитории. Должно быть, она рассердилась, что Нона ввела ее в заблуждение рассказом об Амондо в лесу. Хотя в этой истории было больше правды, чем в первой, которую рассказала ей Нона... Узнала ли она о Раймеле в последний седьмой день или только сегодня? Клера хорошо сдерживала свой гнев, держа его холодным и скрытым от глаз, а потом использовала как меч. Нона не понимала этого в своей подруге — но ведь она вообще мало что понимала в людях. Она ожидала, что все они будут похожи на нее, но вместо этого обнаружила, что каждый из них был загадкой, начиная с Клеры с ее медным пенни, который превратился в серебряную крону, Рули такой легкомысленный и доброй, без амбиций, и кончая Джулой и ее верой, Гессой и ее магией; даже гнев Генны, такой близкий к ее собственному, никогда не поддавался объяснению или предсказанию.

В тусклом свете костра, который монахини разожгли в костровой яме перед монастырем, показались священники. Под руководством Сестры Правило хор начал петь Гимн Этсана. Младшие послушницы пронзили ночь высокими, сладкими нотами, необычными и разорванными ветром; они повисли на мгновение, прежде чем сестры подхватили их с бо́льшей силой, слова слились в мелодию. Сестра Швабра стояла впереди, коренастая, с некрасивым и измученным заботами лицом, но ее голос был чудом, от которого по тыльной стороне ладоней Ноны пробежали мурашки.

Первой шла дюжина церковь-стражей в полированных стальных нагрудниках, с гладкими забралами шлемов, отражающими мир. Четыре барабанщика, шедшие позади бронированных рядов, начали мрачный ритм, который заглушил голоса монахинь и послушниц, ритм их ударов не соответствовал метру гимна. Позади барабанщиков восемь священников подняли длинные шесты, на которых развевались штандарты четырех архонтов и четырех провинций империи. Каждый штандарт находился под короткой перекладиной, на самом верху которой поблескивало серебряно-медное навершие.

Архонты ехали верхом, их жеребцы были настолько похожи, будто являлись детьми тех же родителей. Каждого архонта сопровождали по два клирика, на маленьких пони. Даже они носили серебряные цепи и роскошные мантии, отороченные мехом лед-рыси. Дюжина мужчин несла на двух шестах паланкин первосвященника.

Барабанщики прекратили бить только тогда, когда носильщики первосвященника опустили паланкин. Хор умолк, и никто не произнес ни слова, когда одинокий носильщик поспешил открыть дверь закрытого паланкина.

Молодой человек, светловолосый и красивый, в черном бархате, вынырнул из открытой двери, прижимая к груди книгу в кожаном переплете. Нона спросила себя: неужели священники и судьи даже в Необходимость носят с собой книгу, которая говорит им, что делать?

Первосвященник Джейкоб последовал за ним после почтительной паузы, маленький человечек, почти поглощенный своим парадным облачением — мантией с глубокими пурпурными складками, украшенной золотыми нитями, которые утяжеляли ее и не давали взлететь под порывами ветра. Короткие седые волосы выбивались из-под черного головного убора, спиралью поднимавшегося вверх. Он стоял в тридцати ярдах от Ноны, освещенный мерцающими огоньками, но все равно в этом человеке было что-то знакомое. Что-то такое, что заставило ее скривить губы.

Первосвященник зорко огляделся, не обращая внимания на протянутую носильщиком руку, которая должна была помочь ему спуститься. Помощник достал из паланкина длинный прямой посох, на пару футов выше него и сделанный из такого темного дерева, что мог бы быть черным, с золотым тиснением на конце — переплетшиеся альфа и омега Предка. Первосвященник взял посох и неодобрительно оглядел комитет по встрече.

Сестра Нож приблизилась с поклоном. Опустив глаза, она указала на ступеньки, где ждала настоятельница. Настоятельница стояла рядом не с Сестрами Яблоко и Сало, как это часто бывало раньше, а с Сестрой Колесо и Сестрой Роза из санатория, чьи воронкообразные головные уборы теперь, казалось, свидетельствовали о каком-то церковном старшинстве.

Поняв намек, первосвященник подошел к настоятельнице. Он шел, заметно прихрамывая, опираясь на посох. Позади него четверо архонтов спешились, и носильщики начали вынимать багаж из паланкина.

— Первосвященник Джейкоб! Добро пожаловать в Сладкое Милосердие. — Настоятельница Стекло кивнула в сторону хора, чтобы начать реквием.

Первосвященник поднял руку, опережая их.

— Этот визит не из тех, которые я совершаю с радостью. Если вы присоединитесь ко мне, настоятельница... — Он поманил ее к себе.

— Я его знаю... — Нона не собиралась произносить эти слова, но шепот вырвался из нее.

— Не знаешь! — прошипела Генна справа от нее. — Это Первосвященник Джейкоб, глава веры. Не какой-нибудь бродячий проповедник, которого могла бы увидеть крестьянка.