– Моя жена…

– Главная помеха. Мне очень жаль, Стэнли. Никто не станет отрицать того, что Изабель – умная женщина. Но она раздражает людей. Она считает все ваши успехи только своей заслугой, а это, согласитесь, оскорбительно для большинства мужчин. – Кэмерон деликатно не замечал краснеющего лица своего воспитанника; Стэнли прекрасно знал, что босс прав. – Ей недостает такта, – продолжил Кэмерон. – Умный политик скрывает свою неприязнь к противникам, не выставляет ее напоказ. Но хуже всего то, что Изабель больше не пользуется доверием в этом городе. Никто уже не верит ее лести, потому что она не скрывает своего желания пробиться на самый верх и получить власть. – Быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что их никто не слышит, Кэмерон еще больше понизил голос. – Вот если бы вы стали… ну, скажем так, независимы и вдобавок все это произошло бы в результате какого-нибудь скандала, не касающегося лично вас, тогда я почти с полной уверенностью мог бы гарантировать, что в скором времени вас бы выдвинули в кандидаты на место сенатора от вашего округа. А выдвижение означает избрание. Об этом уж мы позаботимся.

Ошеломленный и взволнованный, Стэнли пробормотал:

– Я был бы очень рад, Саймон… Я бы усердно работал… Но ведь мы с Изабель женаты много лет. Я хорошо ее знаю… Она очень добродетельная и честная женщина, невозможно даже подумать о том, чтобы она запятнала себя в какой-нибудь сомнительной истории…

– О, я вам верю! – искренне произнес Кэмерон, думая при этом о лице Изабель, которым бы никто не прельстился. – И все же, мой мальчик, скандал не обязательно подразумевает нечто романтическое. До меня доходили слухи о вашей жене и некоей фабрике в массачусетском Линне.

Старый разбойник… Он отлично знал, что Стэнли вместе с женой во время войны заработали целое состояние на продаже дешевой армейской обуви, однако его язвительный взгляд намекал на то, что правду не обязательно высекать на камне.

Мысль о том, чтобы отплатить Изабель за все насмешки и оскорбления, которыми она его постоянно осыпала, была и новой, и пьянящей. По ее приказу Стэнли бросил свою любовницу, терпел от нее бесчисленные унижения. И вот теперь босс предлагал ему награду за то, что он избавится от нее.

Однако Стэнли вовсе не хотел показывать свою готовность выполнить это условие. Он напустил на себя унылый вид и протяжно вздохнул:

– Мне очень жаль, босс, но я не думаю, что то, о чем вы говорите, когда-нибудь случится. Но если все-таки это вдруг произойдет, я вас немедленно извещу.

– Буду ждать с нетерпением. Надежных и преданных партии людей найти нелегко. В то время как женщин вокруг предостаточно. Подумайте об этом, – негромко закончил он и отпил из бокала.

Когда Кэмерон ушел, Стэнли с трудом сдержал волнение. Босс открыл перед ним некую дверь, куда ему хотелось тут же запрыгнуть. Но как это сделать?

Он отказался от приглашения поужинать с одним приятелем по клубу и поел в одиночестве, запихивая в себя огромное количество еды и запивая ее шампанским. Когда подали десерт – целую четверть черничного пирога со сливочным соусом, – к нему наконец пришло вдохновение. Стэнли придумал верный способ, как нанести Изабель удар в спину, который в конечном счете приведет ее к краху.

В то же самое время это решение могло избавить его от ситуации, которая, несмотря на свою прибыльность, постоянно рождала в нем тревогу, когда он думал о том, что всё рано или поздно откроется. Он мог продолжать копить барыши еще год или два. А потом, тщательно выбрав момент…

– Великолепно! – вслух произнес он, имея в виду вовсе не шампанское и не пирог.

Прежде чем покинуть клуб, он привел план в действие. Он был поражен его простотой и весьма доволен собственной изобретательностью. Наверное, он слишком долго недооценивал себя. Пожалуй, он вовсе не был тем идиотом, каким его считали Джордж, Билли, Вирджилия и Изабель с ее уродливым лицом…

Он отдал пожилому белому служащему, сидевшему за столом у входа в клуб, запечатанную записку:

– Пожалуйста, положите это в его ячейку, чтобы он получил, когда зайдет в следующий раз.

– Это срочно, мистер Хазард?

– О нет-нет, ничуть, – ответил Стэнли, небрежно взмахнув тростью.

Привратник прочитал надпись на конверте, когда Стэнли, насвистывая, уже спускался по лестнице. «Мистеру Дж. Диллсу, эсквайру».

Он положил записку в соответствующую ячейку для писем, подумав при этом, что за последние год-два не видел мистера Стэнли Хазарда таким веселым или таким трезвым в середине дня.

Из «Пальметто банка» пришло короткое письмо. Леверетт Д. сообщил, что совет директоров позволит задержать платеж, но только один раз. При этом обращался он ко мне не как раньше, по имени, а «миссис Мэйн». Уверена, все из-за школы. А ведь близится зима…

Сержант из форта Марси ушел в полночь.

Эштон потрогала смятую постель. Еще теплая. На ее лице проступило сначала отвращение, а потом мучительная тоска. Она села на кровать и обхватила голову руками, чувствуя, как ее охватывает отчаяние.

«Ты просто бесхребетная размазня, – наконец сказала она себе, сжав кулаки. – Хватит уже страдать!»

Это не помогло. С каждым из сегодняшних посетителей – каким-то мексикашкой, начисто лишенным манер дона Альфредо, туповатым возничим из Сент-Луиса, солдатом – она все сильнее чувствовала, что вот-вот взорвется от разочарования и ярости. На дворе стоял ноябрь, но она уже готова была бежать, несмотря на риск умереть голодной смертью где-нибудь по дороге или опасность расправы, которая неминуемо последует от деверя хозяйки, если ее поймают.

Она прорыдала минут десять. Потом задула свечу и обратилась к Тиллету Мэйну, чего не делала с тех пор, как приходила на его могилу давным-давно.

Я так хотела, чтобы ты гордился мной, папа. Это было трудно сделать, ведь я женщина, но я почти добилась успеха с помощью Ламара Пауэлла. Вот только «почти» не считается. Прости меня, мне правда очень жаль, что так получилось.

Она снова заплакала. А потом почувствовала волну жгучей ненависти – к себе, к этому грязному месту и ко всему на свете.

Это было во вторник. В пятницу в заведение пришел какой-то мужчина и снял ее на всю ночь.

Очень и очень старый. Похоже, она скатилась на самое дно.

– Закрой чертово окно, девочка! В это время года развалины вроде меня все время мерзнут. – Он поставил на пол потертый чемоданчик с медными углами. – Очень надеюсь, что у тебя-то кровь точно горячая. Хочу прижаться к тебе покрепче и провести приятную ночку.

Боже, что за мерзкий тип! – подумала Эштон. Ему же лет шестьдесят, не меньше. Кроткие голубые глазки, длинные седые волосы, торчащие в разные стороны. Единственное утешение, что он выглядел хотя бы чистым.

Старик сбросил поношенный сюртук, спустил с плеч подтяжки, снял штаны и ботинки. Потом открыл чемоданчик. Сверху лежала пачка одинаковых печатных листков с изображением какой-то толстухи, сидевшей за роялем. Порывшись в бумажках и ворохе несвежего белья, старик извлек бутылку виски.