— Хорошая мысль, — сказала она. — Почему бы тебе не сесть в твой маленький автомобиль и не убраться из Нового Ханаана, Кейт? Ты приехала сюда, и начались неприятности.

В этом она была права. Мог ли мой приезд стать спусковым крючком? Привести в движение некие силы? Или это было лишь неудачное стечение обстоятельств?

— Убирайся! — рявкнула Элли. Она быстро встала и указала рукой на дверь. При этом она зацепила коленями столик, и тот перевернулся. Открытки разлетелись по полу; маленький ножик скользнул к моим ногам. Элли наклонилась, поднимая открытки, и начала всхлипывать. Я подобрала ножик и шагнула к ней, чтобы помочь ей собрать открытки. Элли отпрянула и обхватила горло рукой.

— Теперь ты собираешься прирезать меня? Думаешь, я мало страдала? Думаешь, ты можешь причинить мне еще больше боли?

Теперь она рыдала. Я уронила ножик на пол.

— Господи, нет. Прости, я только хотела… Из-вини.

Элли все еще прикрывала горло ладонью.

— Знаешь, на самом деле я думаю, что ты не убивала мою дочь, — сказала она сквозь слезы.

Прежде чем я сообразила, что ей ответить, она продолжила:

— Но, думаю, тебе известно, кто это сделал. Я вижу это в твоих глазах. Я вижу это так же ясно, как и то, что ты на самом деле была лучшей подругой Дел, и все, что ты рассказывала о ней мне и Саманте, было дерьмом собачьим. Я права, Кейт?

Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, ну просто что угодно — не твое дело, ради всего святого, мы учились в пятом классе, какая теперь разница, — но вместо этого я захлопнула рот, развернулась и вышла на улицу. В конце концов она заставила меня почувствовать себя преступницей.

— Я права? — окликнула Элли, в отчаянии повысив голос. Я захлопнула дверь, прыгнула в автомобиль и уехала, не оглядываясь назад.

Салон татуировки «Дракон Майк» находился на Перл-стрит, зажатый между школой косметологии и китайской закусочной, торгующей навынос. Передняя была плохо освещена, а стены обклеены узорами тату. В углу стоял большой металлический стол, рядом с ним — мягкое кресло и раскладной стул. Позади стола висела красная занавеска, из-за которой доносилось монотонное жужжание двух голосов, мужского и женского. Через минуту оттуда вышла женщина с пурпурными волосами, преображенными с помощью лака в острые шипы. На ней были узкие джинсы, мотоциклетные ботинки, белая футболка и кожаный жилет.

— Как дела? — спросила она.

— Нормально.

— Ну и хорошо. Не торопитесь, посмотрите все наши предложения. У нас есть несколько альбомов. Спрашивайте, если захотите узнать цену или что-то еще. Вы раньше делали татуировку?

— Нет.

— Девственница, значит? Ну, по правде говоря, на одной вы не остановитесь. В них что-то есть, поэтому их никогда не бывает достаточно. Что-то вроде неистребимой привычки.

Она раскинула руки, выставив свои тату на обозрение. Руки женщины были увиты десятками алых роз с вплетенными сердцами, черной пантерой и ярко раскрашенными бабочками.

— Это лишь вершина айсберга, — сказала она и подмигнула. — Настоящая красота остается скрытой.

Я очень надеялась, что она не предложит мне посмотреть.

Это хорошая боль.

— Вообще-то, на самом деле я пришла не за татуировкой, — призналась я. — Я надеялась поговорить с Майком.

Она скептически посмотрела на меня:

— Вы знаете Майка?

— Да, мы вместе ходили в школу.

— Тогда вам известно, что он не любитель поболтать.

Я кивнула, и она продолжала, задумчиво глядя перед собой:

— Некоторые мои подруги удивляются, что я делаю рядом с парнем, который не может говорить, но я так понимаю, что Бог забрал у него одну вещь и дал взамен другую. Этот человек — художник. У него есть дар. Понимаете, о чем я говорю? Нужно быть благодарным за то, что у тебя есть, а не горевать о том, чего нет. Верно?

Я снова кивнула. Она широко улыбнулась, показав несколько зубов с золотыми накладками.

— Сейчас он наносит последние штрихи на очередную работу. Я передам, что его ждут. Кажется, вы говорили, как вас зовут?

— Кейт. Кейт Сайфер. Не знаю, помнит ли он меня.

— Я все передам. — Она снова исчезла за занавеской, оставив меня изучать рисунки на стенах. Я оказалась лицом к лицу с черепами, со змеями, выползающими из глазниц, и с черепами, увитыми венками роз.

«Кости, — подумала я. — От Дел остались только кости». Или нет? Я поежилась.

Женщина вышла из-за занавески.

— Он освободится через минуту, а мне пора домой. Устраивайтесь поудобнее. — Она указала на старое виниловое кресло с откидывающейся спинкой, стоявшее в углу. Рядом с ним находился кофейный столик с кипами журналов о татуировке. Женщина достала из-под стола кожаную куртку и направилась к выходу. — До встречи, — обронила она на про-щание.

Через несколько минут занавеска отодвинулась в сторону, и в комнату вошел здоровенный детина в сопровождении высокого худого мужчины с волосами, собранными в «конский хвост». Я помнила, каким высоким и худым был Майк, и теперь мне казалось, мало что изменилось, пока я не услышала слова худого парня.

— Спасибо, Майк, — сказал он и вручил неуклюжему великану пачку купюр. Тот кивнул и улыбнулся. Худой вышел из салона.

— Майк? Майк Шейн?

Я сама едва не онемела. Мой старый школьный знакомый теперь напоминал вариант Халка[23] в байкерском варианте, плюс золотое кольцо в ухе. На нем были драные джинсы и черный кожаный жилет, натянутый на голое тело. Его обнаженная кожа в буквальном смысле бугрилась мышцами, а его бицепсы в окружности были почти такими же, как моя талия.

Он кивнул мне с бесстрастным выражением лица.

— Я Кейт Сайфер. Мы вместе ходили в школу, помнишь?

Последовал еще один кивок.

— Я пришла сюда по делу… хотя оно довольно странное. Это насчет Дел Гризуолд.

На этот раз кивка не последовало. Он вдохнул и на какое-то время задержал дыхание, отчего его невероятно широкая грудь еще больше увеличилась в размере. Потом он жестом указал на стол, и я устроилась на складном стуле напротив него. Он достал отрывной блокнот и ручку, написал одно предложение и повернул бумагу ко мне.

Что тебе нужно?

— Я хочу узнать о татуировке Дел.

Он прищурился.

О какой татуировке?

— О букве «М» у нее на груди. Ее сделал ты, верно?

Он почти целую минуту смотрел на меня, но так ничего и не написал. Я поняла, что он не собирается ни о чем мне рассказывать, если я не поделюсь с ним первой.