Он ударил кулаком по столу, в ответ Нюраня прибавила громкости.

На шум в кабинет заглянула пожилая медсестра.

У каждого хорошего врача обязательно есть преданная медсестра, охраняющая тыл, обеспечивающая возможность спокойно работать, не отвлекаясь на десятки мелких проблем. Как правило, она занимает должность старшей медсестры, и адъютанты многих военачальников в подметки ей не годятся.

— Что здесь происходит? — спросила медсестра.

— Вот полюбуйтесь, Мария Егоровна! — ткнул в Нюраню доктор. — Прибыла черт знает откуда, из Сибири! Они там совсем с ума посходили, — обругал кого-то доктор. — Повышать квалификацию за тысячу верст! Ей надо не ко мне, а в Окружздрав. И у нее нет документа об образовании. Где вы учились? В Омске?

— А-а-а! — закивала Нюраня, не прекращая рыдать.

— Обчистили в пути? — спросила медсестра. — Воровство на железной дороге, говорят, ужасное.

— А-а-а! — с удвоенной силой завыла Нюраня, что можно было расценить как подтверждение факта ограбления.

— У меня сейчас череп треснет, — схватился за голову доктор.

— Я разберусь с ней. Пойдем, голубушка, — потянула Нюраню к выходу Мария Егоровна. — Узлы-то свои прихвати!

В маленьком кабинетике она строго велела девушке заткнуться. Если хочет рыдать, то беззвучно, нечего пациентов пугать. Не успокоится — выгонят на улицу и обратно не впустят. Затем Мария Егоровна принесла стакан жидкого теплого чая и ушла, оставив давившуюся слезами Нюраню одну.

После хороших рыданий на нее нападала икота. Когда из дома удирали, полдороги икала, сначала часто, каждую секунду, потом все реже и реже. Если губы стиснуты были, то очередной «ик» просто сотрясал тело, а при отрытом рте вырывался оглушительный взвизг.

Мария Егоровна недолго размышляла о том, что делать со странной девушкой, наряженной в дорогую нездешнюю одежду. От девушки веяло опасностью или по меньшей мере грядущим беспокойством. Девушка позволила себе рыдать в голос, как могут делать только избалованные особы. С другой стороны, опытная Мария Егоровна уловила за воплями признаки сильной гордой натуры — такой, что бывает у хороших тружеников, да и фигура девицы выдавала физическую мощь. Получалось, что, с одной стороны, от сибирской гренадерши надо было избавиться; с другой стороны, отпускать ее жаль.

Доктор план Марии Егоровны одобрил, и вызванная снова к нему в кабинет Нюраня слушала, как он расписывает ей дальнейшую судьбу.

— Вам следует отправить в Омск запрос, чтобы получить дубликат о вашем образовании. Без этого документа мы можем вас оформить пока только санитаркой. В больницу при сахарном заводе, это в пятидесяти верстах от Курска. Сейчас туда как раз отправляем медикаменты…

Доктор говорил и писал сопроводительную бумагу Нюране. Она открыла рот, чтобы спросить, но вместо слов вырвался такой ик-визг, что доктор испуганно вздрогнул, взмахнул руками, и чернила с пера ручки мелкими брызгами оросили его лицо и халат.

— Молчи уж! — велела Мария Егоровна Нюране, промакивая салфеткой докторское лицо.

То же самое она делала во время операций, только пот не оставлял фиолетовых разводов и хирург не выглядел клоуном. Правильно не оставили эту девку в городской больнице!

Нюраня захлопнула ладошкой рот, так и не вымолвив ни словечка, только сотрясалась от икоты.

Мария Егоровна лично проводила ее до саней, в которые уже погрузили два ящика, и места Нюране осталось совсем мало, узлы пришлось в обнимку держать. Возница, закутанный в тулуп с головой, что-то буркнул — не то поздоровался, не то выразил неудовольствие наличием пассажирки.

— Кланяйся от меня Ольге Ивановне, — попрощалась медсестра. — С начальницей тебе повезло.

— И-ик! — вырвалось из Нюрани. — Благодарствуйте! — быстро проговорила она, пока не дернулась от очередного «ик!».

— Трогайтесь! — махнула рукой Мария Егоровна.

На место прибыли поздно ночью. В дороге Нюраня спала-куняла. Полдня, проведенные в городе, измотали ее больше, чем двенадцать часов работы в страду на поле. Возница, так и не посчитавший нужным вести с пассажиркой разговоры, несколько раз останавливался справить нужду. И делал это, хам расейский, прямо возле саней. Нюраня попробовала в сторону отойти, увязла в сугробе, пришлось тоже за санями приседать.

«Начальница, с которой повезло», встретила нелюбезно. Когда разгрузили сани и вошли в дом, прочитала выданную доктором бумагу, поднеся листок к лампе-коптилке. И заговорила вредно:

— По штатному уложению, данному медицинскому учреждению положены врач, фельдшер, акушерка, медсестра и две санитарки. Я акушерка и в единственном лице здесь.

— Не знаю, — ответила Нюраня. — Я прислана для повышения квалификации.

— Чего?

— Вы, тетенька, не яроститесь! Я как бы медицинская сестра, но без документов, которые ограблены.

— Я тебе не тетенька! Меня зовут Ольга Ивановна.

— Анна Еремеевна.

— Как это «документы ограблены», Анна Еремеевна?

— В пути следования из Сибири.

— Только сибирской дуры мне не хватало!

— Вы сначала меня в деле испробуйте, а потом обзывайтесь.

— Испробую, не сомневайся!

С момента бегства из дома Нюраня увидела множество новых лиц. Она прежде жила в закрытом обществе, где чужанин (незнакомый человек) — событие. Ее, непривычно испуганную, передавали по цепочке: Марфа — Камышину, он — дяде Проше, потом извозчик, доктор курский и Мария Егоровна, теперь Ольга Ивановна. За нее решали, не спросив ее мнения, руководили, как последней деревенской тетёхой. Она и была деревенской, но выступать тетёхой не желала. Она чувствовала, что все эти чужие люди, хотя и желавшие ей добра и, возможно, сотворившие добро, забирают у нее внутреннюю силу, делают слабой и беспомощной. Точно раздевают. Перед лицом фельдшерицы-акушерки Нюраня собрала волю и нагрубила, то есть в ответ на грубость не сдержалась. Хотя это было недальновидно. Сейчас Ольга Ивановна выставит ее за порог — и куда податься?

— Есть хочешь? — спросила Ольга Ивановна.

— Очень!

Нюраня с утра маковой росинки не проглотила. Но то, что поставила перед ней Ольга Ивановна, вряд ли свиньи стали бы есть. В миске, наполненной мутью, плавали серые перья капусты и обрезки гнилой на вид моркови. Нюраня решилась попробовать и чуть не выплюнула — вкус оказался еще хуже вида. Откусила от предложенной горбушки хлеба — на зубы налипла глинистая масса.

— Ты, я вижу, по-другому привыкла питаться? — усмехнулась Ольга Ивановна.

Нюраня молчала, не смея обругать угощение.

— Тогда тебе у нас понравится. — Ольга Ивановна забрала миску и старательно, чтобы ни капли не упало, вылила ее содержимое в казанок. — Пойдем, покажу, где спать будешь.