Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе есть что сказать на этот счет?
– Я все время ошибаюсь, Уилл. Всю мою жизнь постоянно совершаю ошибки.
– Да, но, когда ошибаешься в крупном инвестиционном банке, это серьезно.
Брат опустил свой конец дерева. Я не могла нести его одна, поэтому сделала то же самое.
– Я не приняла противозачаточные таблетки, как должна была, и забеременела.
– Знаю. Неужели ты думала, что мама и папа мне не скажут? Они сказали, ты могла умереть. Я о тебе беспокоился.
– Ты никогда не говорил мне, что беспокоишься. Ты мне не звонил. Не приезжал меня навестить.
– Верно. Я ничего этого не делал, а должен был. Прости меня.
– Ну и что ты теперь собираешься делать? Просто сдаться? – спросила я.
– Что? Нет. Что это вообще за вопрос? Что ты хочешь этим сказать?
Я снова подняла свой конец елки.
– Только то, что жизнь продолжается.
Вернувшись домой, мы нарядили елку. Уиллу не по-нравилось, как мы с папой сделали это в прошлом году, и он убедил меня сделать это на старый скучный лад. «Ничего креативного, да, наплевать». Но приятно было провести так день. Мне нравилось развешивать блестящие украшения, я испытывала трепет от того, что включаю световую гирлянду и вижу, как вспыхивают лампочки. Мама то и дело предлагала подбросить еще одно полено в огонь, потрескивающий в камине, принести какао, включить рождественскую музыку. Я сказала «да» какао, но «нет» – музыке.
– Мама так счастлива, – сказал Уилл.
– Как ты определяешь?
– Ты что, издеваешься надо мной?
– Нет. – Я придвинула стул поближе к елке, чтобы закрепить на ней ангела. – Разве мама не всегда счастлива?
– Никто не бывает всегда счастлив.
Когда мы закончили наряжать елку, Уилл сел рядом со мной на диван. Я накрыла колени старым шерстяным пледом, который мама всегда зимой клала на спинку дивана. Уилл поставил себе на колени бумажную тарелку с рождественским печеньем и открыл банку пива. Он откусил кусочек печенья и отпил пива, и в желудке у меня все перевернулось.
– Выглядит отвратительно.
– Не ругай, не попробовав. В холодильнике есть еще пиво. – Уилл протянул мне тарелку с печеньем, и я взяла одно.
– Я люблю только фруктовое вино, – сказала я с полным ртом теста в глазури. – Предпочтительно вишневое.
– Я видел в холодильнике бутылку персикового вина. Выглядит… ужасно. Но, может, тебе понравится?
Уилл встал и пошел на кухню. Когда он вернулся, в руках у него был бокал, наполненный светло-янтарной жидкостью. Я понюхала ее, и запах мне понравился. Определенно это был персик. После первого глотка вино показалось мне немного грубоватым, но чем больше я пила, тем приятнее становился вкус.
– Поделись со мной пледом, – попросил Уилл.
Я подвинула часть пледа к нему, и, слегка встряхнув его, Уилл укрыл нас обоих.
– Что ты привезла родителям на Рождество? – спросил он.
– Папе я подарю книгу, а маме – кухонные полотенца.
– Разве ты не это и в прошлом году дарила?
Как Уилл мог помнить подобные вещи? Мне пришлось напрячь мозги, чтобы вспомнить, что я покупала для них в прошлом году, когда пыталась придумать, что подарить в этом.
– Да, но это беспроигрышный выбор. Похоже, им обоим понравились прошлогодние подарки.
Честно говоря, я немного волновалась по этому поводу, и в будущем году придется придумать что-то другое. Одни и те же подарки три года подряд, вероятно, будут чересчур.
– Надо не забыть рассказать Дженис об этом вине.
Уилл допил пиво, и я протянула ему свой пустой бокал.
– Похоже, кому-то нужно добавки, – сказал он.
В предпраздничные дни мы занимались всякими рождественскими делами. Уилл был прав, ведь мама действительно казалась счастливой. Она все время улыбалась или напевала что-то себе под нос и постоянно заходила в гостиную, когда мы с Уиллом были там. Она стояла в дверях и просто смотрела на нас, а Уилл тогда смеялся и говорил:
– Ну хватит, мама!
Мы вчетвером смотрели «Эту замечательную жизнь», и мне было больно видеть Джорджа Бейли на том мосту. Но я была в кругу семьи, и впервые в жизни я почувствовала, что мы все вместе.
Когда каникулы закончились, Уилл вызвался отвезти меня обратно в колледж.
– Дороги все еще не очень хорошие. Я подброшу Аннику.
Брат был в хорошем настроении, потому что на следующей неделе ему предстояло собеседование в крупной фирме в Нью-Йорке, и завтра он должен был лететь домой, чтобы подготовиться. Уилл велел мне скрестить за него пальцы, и я сказала, что сделаю это, хотя это не будет иметь никакого отношения к тому, получит ли он взаправду работу или нет.
Мама обняла меня на прощанье.
– Это было поистине замечательное Рождество. В этом году я получила все, о чем мечтала, Анника. Все на свете.
Я не знаю, почему я так волновалась. Очевидно, кухонные полотенца в конце концов обернулись идеальным подарком.
– Почему ты был со мной так мил? – спросила я Уилла по дороге в кампус. Меня утешало, что мы с братом больше не враждуем, но я не понимала, как это случилось, и хотела, чтобы он мне объяснил.
– Может быть, теперь я лучше тебя понимаю. Сомневаюсь, что раньше я хоть сколько-то тебя понимал.
– А я вообще никого не понимаю.
– Я хочу, чтобы ты знала: если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, я всегда буду рядом. Когда-нибудь, когда мамы и папы не станет, мы останемся вдвоем.
– Ладно, Уилл. Спасибо.
Я не помнила, чтобы когда-нибудь обнимала брата, но в тот день перед тем, как он ушел, Уилл протянул руки, и я шагнула к нему навстречу. Его объятия были такими же крепкими, как и у моей матери.
Два года спустя, окончив Университет Иллинойса, я получила степень бакалавра и магистра. Я начала искать квартиру в городе и ходить на собеседования в разные библиотеки, готовясь к карьере, о которой так давно мечтала.
Я гордо шла с высоко поднятой головой, пересекая коридоры кампуса в последний раз.
Чикаго
Август 2001 года
На следующее утро после ужина с Нейтом и Шерри я просыпаюсь в объятиях Анники. В конце концов мы покинули диван и перебрались на удобную кровать для второго и третьего раундов, а затем на несколько часов провалились в сон в полном изнеможении. Она, наверное, еще несколько дней будет чувствовать себя усталой. Когда Анника наконец просыпается около полудня, мы вместе принимаем душ и, выпив свои кофе и чай, сразу же возвращаемся в постель.