– А тебе сказано: заткнуться! – огрызнулся он. – Зачем ты вякнул тому чумовому, что мы из Края? И почему не дал его завалить? Ты вообще на кого работаешь? Да ты предатель, а?!

С каждым словом он говорил все громче, распаляя себя, и под конец уже кричал. Лютик поднял голову, слушая разговор. Грузовик еще ускорился – Калуга спешил подальше удалиться от Чума.

– Я работаю на себя, а ты просто злобный идиот, – ответил я. – Закрой рот, это помогает сохранить зубы.

– Предатель! – Выдра вдруг швырнул веревку мне в лицо. Я отбросил ее, а он хватанул «ТОЗ» из-под мышки, наставил на меня и вдавил спусковой крючок, патетично выкрикнув напоследок:

– Умри!

Ага, как же. Оружие щелкнуло – и все.

– Неприятно быть дебилом? – сухо спросил я. – Оно ж разряжено уже сколько времени.

Краевец, выпучив глаза, давил и давил на крючок. Оттолкнув с дороги привставшую Катю, я шагнул к нему.

– Лютик! – успел выкрикнуть мохнатоголовый, после чего мой кулак и его рожа сошлись в тесном единении. Выдру бросило назад, он врезался плечами и головой в дверцу, выбил и вместе с ней выпал наружу. Там лязгнуло, застучало. Прозвучал и стих короткий вопль. Скоба от засова закачалась на одном винте, металлический брусок выскочил из нее, упал на край проема, подскочил и тоже свалился на дорогу позади. Снаружи было темно, вдалеке виднелась цепочка синих огней, опоясывающих Чум. Месяц находился точно за вершиной холма, и в пятне бледного света маячил кривой обрубок Башни.

Я потряс запястьем. Сильно вмазал, аж заныло…

Катя отползла под стену, переводя непонимающий взгляд с проема на меня и обратно. В углу Лютик, когда Выдра начал вхолостую клацать «ТОЗом», выпрямился было, но после того, как я очистил от мохнатого кузов, снова плюхнулся на задницу. Достал кисет, отломал от пластинки кусок жвачки, бросил в рот и посмотрел на меня вопросительно.

– Я разрядил «ТОЗ» еще перед тем, как мы с Калугой пошли в Чум, – пояснил я. – Когда мы разговаривали, а он стал копаться в капоте, снял чехол со стволом… Я тогда отошел в сторону, помнишь?

Лютик поразмыслил, потом кивнул:

– Ты вроде отлить тогда пошел. Ясно. И че дальше делаем?

Покосившись на Катю, сжавшуюся под бортом, я спросил:

– Ты идейный или наемник?

– Наемник, – ответил он.

– Точно? Лесу не молишься, поклоны столбам не бьешь?

– Я этот Лес имел… – пожал он плечами и уточнил, куда именно имел Лес. – Наплевать на Лес. Просто к краевцам прибился, так вышло.

Ну, если он такие слова говорит про их святыню – значит, и вправду не идейный. Ни один настоящий краевец так бы не выразился даже под дулом «калаша».

– А теперь можешь ко мне прибиться, – сказал я. – А можешь сейчас свалить, скажем Калуге, чтоб остановил.

– Пока что не свалю, – ответил Лютик. – Щас мы в Городище?

Я покачал головой, и тут Катя кинулась к проему, собравшись на ходу выпрыгнуть в него. Я схватил ее за юбку, дернул на себя, притянул. Она заколотила меня кулаками, тогда я уселся под бортом напротив Лютика, прижал девушку к себе, схватив за руки, чтобы не дралась, голову ее прижал к груди и сказал Лютику:

– Нет, сейчас мы точно не в Городище. У меня другая идея.

– Э, чувачеллы! – из кабины, удерживая руль одной рукой, высунулся Калуга, оглядел нас, задержав взгляд на Кате, которая дергалась в моих объятиях, и уставился на проем с вывороченной дверью. – Тут горбы сплошняком были, я отвлечься не мог, но теперь поровнее стало… Что, у нас потери в отряде?

– Выдра выбыл, – подтвердил я. – А мы едем назад. Но не к Птахе.

* * *

Мы с Калугой сменялись за рулем, а Лютик в кузове сторожил Катю. По дороге я решил ничего никому не объяснять и не пытаться расспрашивать хозяйку чумского госпиталя. Мне нужно было сначала все обдумать.

Грузовик сдох, когда я вел его мимо хозяйства Механика – будто решил, что вот, вернулся домой, пора и на покой. Я как раз поворачивал руль, чтобы объехать топкий участок земли возле озера, одновременно переключая передачу. Под кабиной дико заскрежетало, вроде там переломилось что-то металлическое, за спиной хрустнуло, и задняя часть грузовика просела, а передок приподнялся. Заскрипело, зашипело, сильно застряло. Калуга завопил: «Тормози, разваливаемся!!!» Я вдавил тормоз.

Выяснилось, что мы лишились задних колес. Что должно случиться, чтобы у авто вырвало ось, одному Лесу ведомо, хотя думаю, и он не знает. Задок пробороздил землю, оставив в ней широкую рытвину, пол накренился. Я прошел через кузов, на ходу бросив Лютику: «Катя на тебе, глаз не спускай», выбрался наружу. За мной, пыхтя, вылез Калуга, поглядел на колесную пару, лежащую в нескольких метрах сзади, показал мне большой палец и сказал:

– Гонщик!

– Я-то тут при чем? – пробормотал я, оглядываясь.

Небо едва заметно посерело, звезды пригасли, а месяц стал изогнутым пятном света над горизонтом. Вода в озере не плескалась, но камыш на берегу слабо шелестел. Послюнив палец, я поднял его… Так и есть – ветер дует к Лесу. Слабый, ровный. Днем – от Леса, ночью – к Лесу, интересно, с чем это связано? Или оно не всегда так?

Неподалеку в полутьме маячил приземистый силуэт дома, где обитал Механик, рядом виднелся ангар.

– Вот что, – сказал я. – Может, пчелы уже улетели. Нам надо бы где-то встать… Я схожу проверю, побудьте здесь. Смотри, чтобы Катька не сбежала.

Калуга глянул в проем кузова и тихо спросил:

– А в малом ты уверен? Он вроде себе на уме…

– Слушай, у него ума-то особо нет, – возразил я. – Он простой наемник, без своей инициативы. Сейчас, по крайней мере, он точно никуда не дернется, а дальше – разберемся. Ждите.

Пчелы улетели – ни в ангаре, ни в доме, ни вокруг их не было. Все ульи на дереве-мутанте лопнули и осыпались к подножию темной скорлупой, а крылатая братва убралась куда-то… в Лес, наверное. До него отсюда было недалеко, я различал черную полоску у медленно светлеющего горизонта. Убедившись, что здесь тихо, пусто и безопасно настолько, насколько это вообще возможно в нашем мире, вернулся к грузовику и позвал остальных.

Вскоре мы расположились в гостиной, наименее пострадавшей после того, как я протаранил стену дома. Стащили в центр половики и звериные шкуры, поставили в круг два стула и табурет, Катю посадили на пол, а сами сели вокруг, прикрыв дверь. Фонарик Калуги почти разрядился, зато у Лютика он был с ручной подзарядкой, и теперь краевец сидел, равномерно работая не только челюстью, но и правой рукой, посылая в низкий потолок луч тусклого желтого света.

Калуга поерзал немного, встал и сказал:

– Не, я так не могу, неправильно это. Нужно снаружи чтоб кто-то дежурил. Я там присяду под стенкой, покараулю. А то сидим тут, как в коробке, к нам кто угодно может подобраться.