– А на самом деле? – спросил я.

– Сейчас, – старик развязал тесемки на картонной папке и вытащил простую общую тетрадь, перелистал. Я увидел четкий фадеевский почерк. – Вот. Его заметки на память. Сорок седьмой год.

«Совещание у тов. Сталина по премиям. 12 крупных писателей. Сидим в приемной. Ждем полчаса. Поскребышев входит: “Подождите”. Ждем еще час. Поскребышев: “Вы, вы, вы, и тов. Фадеев”. Ведут двое военных. Коридор, комната. Чай, боржом, печенье. Сидим вчетвером еще сорок мин. Мол. чел. в штатском, сильно пахнет шипром: “Тов. Фадеев, идемте. Остальные обождите”. Ведет по лестнице вверх. Вводит в кабинет. На столе трубка, папиросы. Но дыма нет. Книга, какой-то том Ленина (не рассмотрел). Входит мол. ген. – лейт.: “Присядьте. Тов. Сталин неважно себя почувствовал, у него проф. Виноградов”. Я: “Мне подождать?” Он: “Вот замечания тов. Сталина”. Дает мне список лауреатов. Синим карандашом кто-то вписан, кто-то вычеркнут. Встаю: “Могу идти?” Он: “Посидите полчаса”. Сам сидит за письм. столом! Потрошит папиросы, набивает трубку, нюхает, выковыривает спичкой, и опять. Я: “Тов. Сталин все-таки меня примет?” Он отвечает: “Трубка у тов. Сталина английской марки Дунхилл – белая точка на мундштуке, видите? Фирменный знак”. Я: “Тогда я пойду?” Он: “Полчаса, сказано! Тов. Сталин очень внимателен к нуждам писателей. И носит потертый китель, понятно?” Полчаса прошло, он нажал кнопку. Вошел который шипром воняет. Отвел меня к нашим. Они: “Ну, что?” Я говорю, какой на товарище Сталине китель, какая у него трубка и какие он дал замечания. Потом мы четверо рассказываем это всем остальным. Поскребышев на нас смотрит: “Что, рады встрече с тов. Сталиным?” Все как закричат: “Счастливы! Счастливы! Какой он великий и простой!”

Через неделю в “Метрополе” – тот молодой ген. – лейт. С двумя балеринками. “Тов. Фадеев!” – “Тов. генерал!” Он балеринок отослал. Сели, выпили. Я: “Тов. генерал, я своим писателям рассказал, как я с тов. Сталиным встречался, а они теперь интервью дают, как он их принимал, это правильно?” Он: “Все о’кэй! Не бзди горохом!” Грубо и на ты. Я: “Как тов. Сталин себя чувствует?” Он ржет: “Хоть ты и писатель, а мудак!” Я всё понял. Мудак, верно. Последний из мудэге, ха-ха-ха».

NN закрыл тетрадку и вздохнул:

– Он был очень наивен. Для него это был страшный удар. Стал пить. Но ждал, что на съезде Хрущев сознается, что никакого Сталина не было. А Хрущ начал все валить на несуществующее лицо. На портрет в газете. И вот этого бедный Саша Фадеев не вынес. Стал алкашам на станции всю правду рассказывать. Они его избили. Не поверили. Народ, сука, не поверил! Он пришел домой и застрелился.

– То есть вы хотите сказать…

– Ты что, такой же мудак? – засмеялся старый чекист.

– Но как же…

– Ай, я вас умоляю! – сказал он. – Геловани-Шмеловани. Монтаж-шмонтаж.

– Допустим, – сказал я. – А почему тогда Сталин умер? Жил бы до ста лет.

– Берия смешал все карты, – сказал старик, пряча тетрадь в папку. – Он хотел быть первым. Ну и напоролся. Вождь бывает только на портрете, запомни.

– А кто был этот молодой генерал-лейтенант? – спросил я.

– Неважно! – сказал старик и завязал тесемки.

Соня любила заниматься сексом.

Но она любила заниматься сексом, а не заниматься сексом. То есть она любила не секс как таковой, а то, что ему сопутствует. Так у многих бывает. Одни любят опасные приключения, другие – упоительную роскошь ухаживаний, кто-то рад ощущению господства, кто-то, наоборот, наслаждается чувством униженности. Одни любят догонять, другие обожают убегать. В общем, разные бывают игры.

Для Сони главнее всего была жертва.

Потому что она в четырнадцать лет влюбилась в Sonja Marmeladoff из переводного романа “Raskolnikoff”. Она хотела так же поступить. И чтоб мама потом поцеловала ей ножки. Она даже спросила маму:

– А вы меня, наверное, назвали в честь Sonja Marme-ladoff?

– Глупости, – сказала мама. – Чего это вдруг?

– А вот в нашем классе есть Наташа, ее назвали в честь Natascha из “Krieg und Frieden”.

– Глупости, – повторила мама. – Тебя назвали в честь папиной бабушки.

– А кто она была?

– Неважно, – сказала мама и ушла на кухню.

Соня сразу поняла, кто была папина бабушка, раз мама говорить не хотела.

Один раз папа потерял работу. Мама ворчала, что надо экономить и что ту кофточку в полосочку она так и не успела купить.

Тогда Соня заперлась в своей комнате, поставила мобильник на книжную полку, надела черные очки и стала раздеваться, по-всякому изгибаясь. А потом запостила видео на сайте легких встреч, потому что она была уже совершеннолетняя и имела право. И отметила, что она невинная девушка.

Ей назначил свидание господин лет пятидесяти, седой и стройный, в хорошем костюме, и номер в гостинице снял хороший. Но он тоже любил сопутствующие обстоятельства, Соня это сразу почувствовала. Поэтому спросила его: «Измена жене, проститутка, невинность, и всё в одном флаконе. Вам нравится?» Он честно ответил: «Да! Очень!» Она спросила: «А секс со мной нравится?» Он спросил: «В каком смысле?» – «В простом», – сказала Соня. «В простом – нет, – еще честнее сказал он. – Ты же ничего не умеешь, какой тут секс».

На следующий день Соня принесла домой полную сумку еды и еще кофточку в полосочку – маме в подарок.

Через два дня мама все-таки спросила:

– А откуда у тебя деньги?

– Сама понимаешь, – с выражением сказала Соня, покраснела и опустила глаза.

Мама размахнулась и дала ей пощечину.

– Все равно мы всё уже съели, а на кофточку ты поставила пятно, и ее обратно не примут! – закричала Соня, радостно плача.

Психотерапевта Соня соблазнила тут же. В первую же сессию. За это он отдавал ей деньги, которые ему платили ее родители. А эти деньги Соня переводила маме на карточку. Поэтому родители решили, что она должна уехать учиться в другой город и жить самостоятельно.

В университете Соня долго искала, ради кого пожертвовать своей женской честью. Нашла: чудный парень, тонкий, нежный – которого вдруг начал злобно травить один профессор. Ночью она влезла к профессору в квартиру через открытое окно. Профессор жил один. Она разделась, прыгнула к нему под одеяло, поцелуем заглушила его испуганный вопль и простонала: «Я твоя, только зачти Дитриху курсовую!»

Профессор объяснил Соне, что он, как бы это сказать, играет за другую лигу.

Но ей был не под силу главный подвиг, который совершила Sonja Marmeladoff. Она не могла спать с человеком, любить его – ради него самого. Ей нужен был кто-то третий. Ну, или что-то третье.