Но все было тихо. А через минуту дверь бара распахнулась, и из него вышла девица в синем платье. Осмотрелась по сторонам. Чиркнула зажигалка, осветив ее лицо. Когда я вышел из темноты, девица вздрогнула.

— Че пугаешь?

— Извини.

— У меня есть газовый баллончик.

— А у меня есть сотовый телефон. Чем еще похвастаемся?

Она непонимающе смотрела на меня.

— Чего тебе?

— Ты подруга Алины?

— Тебе-то что?

— Странный у нас какой-то разговор получается, да?

Девица курила, изучая меня.

— Оки. Зачем она тебе?

— У меня послание. От Потапа.

— От Миши?

— У него проблемы. Его в Сызрани на вокзале менты хлопнули. Он просил передать, чтобы вы затихарились. А еще Потап просил передать Алине бабки.

— Какие бабки? — заинтересовалась девица.

— Российские рубли, какие же еще. Или Алину чисто валюта интересует?

— Можешь передать мне.

— Хорошая попытка. Но я лучше бы с Алиной пересекся. И я задолбался уже ее искать, честно говоря. Я Потапу кое-что должен был, он мне помог соскочить с одной фиговой мазы, и за мной должок. Но меня уже так и подмывает плюнуть на все и отчалить.

Девица поколебалась.

— Не знаю даже. Я тебя в первый раз вижу…

— Я тебя тоже.

— …И не знаю, кто ты. Вдруг ты мент? Они итак последнее время лютуют, работать не дают.

Только сейчас я догадался, чем было вызвано поведение работников бара и поведение полиции. Тимур читал статьи о клофелинщицах из Самары, на счету которых были десятки жертв. Местный угрозыск решил основательно за них взяться — и вся «банда в стрингах» залегла на дно до лучших времен.

— Хреново, — нахмурился я, делая вид, что меня это беспокоит. — Тогда тем более мне надо пересечься с Алиной и свалить отсюда подальше. Туда, где поспокойнее.

Девица кивнула.

— Ладно, хорошо. Пригородный автовокзал знаешь, где находится?

— Найду.

— Рядом с ним, на Авилова, есть бар. «Эверест» называется. Алина сейчас по вечерам там отвисает.

— Как мне ее там искать? Опять до барменов докапываться и с охранниками рамсить?

— Круто ты его, кста, пивом залил, — прыснула девица. Но тут же стала серьезной. — Спросишь у бармена. Он свой и сразу все поймет. Если что, скажи, что ты от Миланы.

— Милана — это ты?

— Не похожа?

— Это настоящее имя?

— Дурак, что ли, — усмехнулась Милана. Выбросила окурок на тротуар и скрылась за дверями бара.

По переулку я двинулся на свет и шум — к привокзальной площади. Я шел и размышлял, что делать теперь. Можно было отправиться в «Эверест» сегодня же. Но сейчас была ночь, а я даже не подозревал, в какой части города находится пригородный автовокзал, что находится рядом, где расположен этот чертов бар. Без подготовки соваться в логово клофелинщиц, у которых в кабаке наверняка находилась и крыша, я не мог. Поэтому пришлось выбрать другой вариант. Сначала домой, а завтра вечером отправлюсь на встречу с Алиной.

Из-за угла со стороны привокзальной площади вышли двое. Свет за их спинами не давал мне разглядеть лица, но что-то в их силуэтах меня насторожило. Было в них что-то знакомое. Нащупав явару в заднем кармане, я напрягся, готовясь к неожиданностям. А сам гадал, кто бы это мог быть. Люди Кирюхи? Нос и Губошлеп (особенно Губошлеп) не могли рыскать по улицам по состоянию здоровья. А кроме них, я видел только пузана в джинсовке и типа с бородкой. Эти фигуры были другими.

Двое шли и мирно о чем-то переговаривались. На меня они даже не смотрели, а при моем приближении сдвинулись чуть вправо, чтобы обойти. Я почувствовал облегчение. Паранойя. Проклятая мания преследования. Я слишком наследил в Самаре, чтобы беззаботно бродить по улицам.

Но это была не паранойя.

Поравнявшись со мной, силуэты вдруг пришли в движение. Я успел лишь выхватить руку с яварой, но ничего кроме этого для своей самозащиты предпринять больше не смог. «Прохожие» с чудовищной скоростью, в которой угадывался профессионализм и практика, заломили мне руки, согнув в три погибели. Рана на спине взвыла тупой болью. Я стиснул зубы, слыша, как явара выпадает из ладони и с тихим стуком падает на асфальт.

Раздался оглушительный звонкий свист. И тут же где-то позади вспыхнули фары. Через мгновение автомобиль, ревя двигателем, подлетел к нам.

— Пакуем!

Обездвиженного, меня второй раз за последнюю неделю затолкали на заднее сиденье автомобиля. И машина рванула прочь, унося меня неизвестно куда.

Мы ехали минуты две, не больше. По пути я разглядел типов, в плену у которых оказался. Это были два здоровяка: один с наколками на руке, второй с золотой цепью на шее. Я действительно видел их раньше. В первый же день в Самаре, в пивном баре у привокзальной площади. Они поглядывали на меня, и я это запомнил. Теперь выяснилось, что я был прав — интерес ко мне у этих типов действительно был.

— Кто вы?

Здоровяки не шелохнулись. Я пошевелился, и тут же один из них угрожающе зарычал:

— Сиди не рыпайся, или пожалеешь.

Все прояснилось, когда машина тормознула перед небольшим зданием, и меня выволокли из машины. Мы были у здания ЛОВД железнодорожного вокзала Самары.

Здоровяки были операми уголовного розыска транспортной полиции.

Кирюха. По словам таксиста, «нищая мафия» платила деньги за крышу вокзальным полицейским. И сейчас я попал именно к ним в руки. Ситуация вырисовывалась паршивая.

Здоровяки, не говоря ни слова, повели меня к дверям. Узкий проход к дежурной части с решеткой и перегородкой из плексигласа. Меня завели в дежурку.

— Карманы выворачивай.

Я выложил на стол все, что у меня было. Телефон, кошелек, очередная сложенная вчетверо листовка с фотографией Сергея, сигареты с зажигалкой. Выложил бы и явару, но из-за уродов-здоровяков она была утеряна безвозвратно. Об этом я сейчас жалел не меньше, чем обо всем остальном. Эта явара была моей любимой и служила мне верой и правой пять долгих и непростых лет.

— Руки.

Мне откатали пальцы, перепачкав их темным и стойким составом, похожим на чернила. К этой процедуре мне было не привыкать. Но затем все пошло не совсем так, как обычно. Оформлять задержание до конца никто не стал. Здоровяк с наколками спросил у дежурного ключ «от третьей». Чем являлась эта «третья», стало понятно, когда опер вывел меня в коридор, открыл одну из дверей и затолкал внутрь. За моей спиной щелкнул замок.

Это была камера для допросов. Квадратное, провонявшее плесенью помещение. В центре старый, но крепкий стол, привинченный к полу. По обе стороны от него — гнутые металлические стулья.