– Да, насчет подноса. Здесь все проекты так распределяются?

– А как, думаешь, лорд Плеяд заполучил свое тепленькое местечко? Углядел ручку «Монблан» и мигом вцепился в нее, не успела я даже руку протянуть. Вот же хорек.

Кошка отыскала ларец, к которому подошел ключ, и оттащила его в выделенную ей выгородку. В ларце обнаружились пачки документов, обернутые тюленьими шкурами и перевязанные кожаными ремнями, крошившимися у нее в руках. Кошка распечатала первую и увидела, что это деловая переписка. Столько-то тюков хлопка получено. Столько-то бочек вина отгружено. Документы выглядели очень древними, многие были в жутких пятнах, так что сделать с них копии не представлялось возможным. Но…

– Таковы правила отдела, ничего не попишешь, – ответила Лолли, когда Кошка предложила сохранять оригиналы таких документов. – Все в шредер.

Почти целый день ушел у Кошки на копирование, и это не считая многочисленных попыток ее отвлечь, когда в отдел с мрачным видом нисходил Рагуил с шлейфом клубящейся тьмы за спиной и пытался втюхать ей работу, не реагируя ни на какое «отвали!».

Разобрав половину ларца, Кошка наткнулась на пачку писем, перевязанных бархатной лентой. Когда она развязала ее, на пол выпал бумажный квадратик – сложенный лист бумаги, в котором обнаружилась угольно-черная прядь.

Озадаченная Кошка прочла первое письмо.

Возлюбленное мое чудовище,

слишком много дней минуло с того мгновения, когда я упивалась свирепой бурей твоей страсти, твоим телом, вздымающимся подо мной; вкусом соли на языке. Слишком много дней минуло с той поры, когда я распустила паруса на фрегате твоего вожделения, направляя его к далеким южным островам.

Ты получаешь мои письма. Я знаю это, ибо ты отвечаешь на них. Но ты, вероятно, не веришь тому, что я пишу, ведь иначе уже был бы здесь со мной. Как прикажешь жить без тебя? Для меня ты столь же драгоценен, как сам Океанус[95]; как сам Океанус, заслуживаешь моей любви, но, увы, как сам Океанус переменчив.

Ты просишь написать, чем наполнены мои дни. Уверяю тебя, я не провожу их праздно, тоскуя по тебе. Утром вывожу в море свой маленький скиф. Помешать в этом мне может лишь самая свирепая непогода, ибо океан для меня – сама жизнь, как и ты. Если море благоволит мне, скидываю сорочку и ныряю в самую глубокую его глубь, так глубоко, что временами едва не задыхаюсь, едва не тону. Если свирепствуют волны, упиваюсь опасностью. Потом возвращаюсь в город и обхожу плотину, осматриваю ее – нет ли где изъяна, ведь нужно убедиться, что гавань надежно защищена от грозных течений и штормов. После полудня приходится сидеть на суде, выслушивать прошения, посещать церемонии, поддерживать священный огонь. Я королевская дочь. Я знаю свой долг и прилежно его выполняю. По вечерам, если нет приемов, вкушаю скромную трапезу, слушаю музыкантов, любуюсь танцорами, дивлюсь искусству фокусников. Или же упражняюсь в каллиграфии, пишу стихи, читаю книги. И только ночью охватывает меня слабость из-за желания быть с тобой, но как же длинны эти ночи!

Ты пишешь, что не можешь жить со мной, что это физически невозможно. Так сделай же так, чтоб это стало возможным! Ты пишешь, что лишь раз сошлись луны и течения и мы смогли встретиться. Но ты же сын своей матери! И конечно, в твоей власти снова свести течения и луны.

Но я умолкаю, и гнев оставляет меня. Лишь в этом единственная моя слабость – я не могу бранить тебя так, как следовало бы. Когда же ты снова вернешься в мои любящие объятия?

Всем сердцем твоя,

Дахут мерк-Градлон[96]

Историю древнего города Ис знала каждая школьница. Сначала Ис завоевал полководец Градлон, а потом развратила своими оргиями его дочь, распутная Дахут. Город потонул в волнах, когда Дахут выкрала ключ от морских врат и отдала своему любовнику-демону, имя и личность которого нигде и не назывались. Эта история особенно нравилась юным готкам. Но, столкнувшись с реальными документами, Кошка невольно засомневалась в ней. Допустим, страшный шторм действительно затопил и разрушил город, это не вызывало сомнений у тех, кто знал силу океана. Но когда волны отступили, Ис так и остался под водой, и тут уже концы явно не сходились с концами.

Да и Дахут, судя по письмам, совсем не была помешанной на сексе распутницей, какой ее выставляли в хрониках. В письме уж точно ни о каких оргиях речи не шло. Только о том, как она томилась по возлюбленному. Личность которого также не раскрывалась.

Когда Кошка закончила копировать, она не стала уничтожать оригиналы, а спрятала письма за самым нижним ящиком письменного стола. Почитает потом развлечения ради. Со шредером всегда успеется.

По вечерам Кошка встречалась с Эсме. Иногда они играли в настольные игры. А иногда гуляли по парапетам и высматривали в канале водяных змеев, которые в сумерках высовывали головы из воды и охотились на крыс и портовых пикси. С Эсме всегда было весело. Иногда только это и помогало Кошке сохранить рассудок. Работу ей поручали разнообразную и достаточно легкую, но зато дергали со всех сторон, и в итоге времени на нее уходило гораздо больше, чем было отпущено.

Через неделю после того, как Кошку приняли в штат, Рагуил накатал на нее официальную жалобу из-за нарушения субординации.

– Быстро же ты, – удивилась, услышав новости, Энни Приворотница. – У меня месяц на это ушел.

– А я вот все еще жду, – с притворным унынием протянул Рэкабайт[97]. – Почему это Кейт раньше меня пролезла? Я выше ее по должности.

Лецпфеннигер вылезла из-под своего стола с пачкой только что заполненных бланков-заявок и пояснила:

– Веселая она, вот почему. А такие, как он, кормятся тоской. В переносном смысле. А на самом деле кровью и опилками.

Канцелярские сидели в подвальном этаже. Окон там не было, стены в дождь мокли, и работать приходилось не в кабинетах, как верхним (их так внизу называли), а в отгороженных закутках. Но имелись и свои преимущества – вниз в отдел вела чудовищная металлическая лестница в викторианском стиле, которая громыхала и лязгала, когда по ней кто-нибудь спускался, чтобы всучить им очередное задание. Так что канцелярские всегда об этом узнавали заранее, а между такими вот визитами могли вволю посплетничать.

– Он что – и правда? Опилки ест? Зачем? – удивилась Кошка.

Энни скорчила пресную мину:

– Понятия не имею. Расторопшу спроси, она все знает. Ну, в смысле, не что ты ела на обед или где сейчас Ее Отсутствующее Величество. Но всякие там факты – их знает наверняка. Только те, которые не приносят ей личной выгоды. Таково условие наложенного на нее проклятия.