Мне не давал покоя еще один вопрос. Если спасшихся не было, откуда стало известно, что нападавшими были майсирцы? На Пограничных территориях хватает и своих бандитов. В конце концов я пришел к выводу, что император узнал ответ с помощью магии.

Я подумал еще вот о чем. Конный эскадрон (а не взвод, как обычно указывается в информационных листках) состоит из ста всадников. В данном же случае численность подразделения была зачем-то увеличена вдвое. Я тщетно пытался найти этому объяснение. Конечно, все можно было свалить на редакторов листовок, не придавших значения такому пустяку, или ленивых переписчиков, не потрудившихся исправить вкравшуюся ошибку.

Но если факты были скудные, слухов, повторяемых в трактирах, было предостаточно: разумеется, это дело рук майсирцев... несомненно, они пытали раненых... Кто-то с полным знанием дела утверждал, что, для того чтобы захлопнуть ловушку, негодяи воспользовались черной магией... что это как раз в духе майсирцев, коварных ублюдков... Императору, вместо того чтобы посылать дипломатические писульки, следует немедленно двинуть армию через границу... надо убить десять — нет, сто человек за каждого нашего погибшего парня... Громкие торжествующие крики, после чего все присутствующие выпивали еще по кружке эля... Вероятно, такие же разговоры, точнее бессмысленная болтовня, происходили сейчас во всех трактирах Нумантии.

Я спросил капитана Сендраку, что он знает о трагедии. Ему также было известно очень немногое: их полк был поднят по тревоге, а его самого тотчас же отправили в Ирригон.

Маран полюбопытствовала, почему нас не вызвали гелиографом, но Сендрака ответил, что в окрестностях Никеи стояла слишком неустойчивая погода, чтобы можно было полагаться на эти устройства.

— И что дальше? — спросила Маран.

— Не могу сказать... — ответил Сендрака. — Но когда мы покидали Никею, весь гарнизон уже был поднят по тревоге.

— Неужели это война?

Сендрака покачал головой. Я опасался худшего, и Маран прочла по лицу мои мысли. И тут мне показалось, я понял, почему она настояла на том, чтобы поехать со мной. Раз мне снова суждено отправиться на войну, моя жена хотела возродить нашу погасшую любовь, заставить ее вспыхнуть с новой силой. При этой мысли меня захлестнула теплая волна.

По мере приближения к столице нам стали все чаще и чаще попадаться военные посты. Солдаты были в полной боевой готовности; ворота охранялись не парой часовых, а целым дежурным взводом. На плацах отрабатывались приемы рукопашного боя.

В Никею мы въехали уже за полночь. На улицах Города Огней, как всегда, было оживленно. В разные стороны непрерывно проносились отряды всадников, и на нас никто не обратил внимания.

Мы сразу же подъехали к тайному входу в Императорский Дворец, где нас встретил ординарец императора Тенедоса, еще совсем недавно капитан, а теперь домициус Амер Отман. Тепло распрощавшись с капитаном Сендракой, мы с Маран пошли следом за Отманом по пустынным коридорам в отведенные для нас апартаменты.

Для нас был уже накрыт богатый стол, на котором лежала записка:

Добро пожаловать. Пожалуйста, подождите. Вас позовут.

Т.

Как будто у нас был выбор! Маран направилась к гардеробу, переживая вслух по поводу того, что ей с дороги не во что переодеться. Открыв дверцу, она ахнула. В шкафу висели ее любимые платья. В ящиках лежало нижнее белье и все остальное, необходимое для того, чтобы появиться при дворе.

В другом шкафу была одежда для меня: форменные мундиры. Мне не придется представляться бароном Аграмонте.

— Откуда он узнал, что выбрать? — недоуменно произнесла Маран, перебирая развешанные платья.

— Он же волшебник.

— Но в первую очередь он мужчина, — возразила она. — А мужчины в таких вещах совершенно не разбираются.

— Быть может, к мужчинам-императорам это не относится?

Покачав головой, Маран направилась в ванную комнату. Вскоре оттуда послышался плеск воды. Я стал поднимать крышки с мисок и кастрюль и наконец остановился на маленьком пирожке с мясом, обильно сдобренном специями. Заморив червячка, я прогулялся по нашему новому жилищу. Все вокруг сверкало золотом, серебром, обработанными драгоценными камнями и полированным красным деревом. В этих просторных комнатах без труда разместился бы целый эскадрон. Меня не покидала мысль о том, сколько времени нам придется провести здесь в заточении. Увидев книжные шкафы, я изучил их содержимое. Все фолианты имели отношение к Майсиру, и у меня больше не оставалось никаких сомнений, зачем император вызвал меня в Никею.

Мы провели в апартаментах четверо суток, никуда не выходя, не видя никого, кроме улыбающихся молчаливых слуг. Мы ели и спали, и наше беспокойство нарастало. Наконец рано утром на пятый день домициус Отман попросил нас быть готовыми к аудиенции у императора, назначенной на полдень. Я должен был быть в парадном мундире, со всеми знаками отличия. Мы были готовы по меньшей мере за час до назначенного срока. Нас проводили к главному входу во дворец, словно мы только что приехали.

Затрубили фанфары, церемониймейстер громко произнес наши имена и титулы, и мы вошли в тронный зал. В этом просторном круглом помещении собрался цвет знати Нумантии. Нам навстречу хлынула пестрая толпа. Улыбки держались на их лицах так же хорошо, как пудра и румяна. Несомненно, мы с Маран снова были в фаворе у императора. Церемониймейстер выкрикнул «просьбу» императора: нашим «друзьям» предлагалось повременить здороваться с нами, ибо с минуты на минуту к нам выйдет сам Тенедос.

Гул голосов, ненадолго затихнув, возобновился с новой силой: придворные принялись обсуждать, чем это вызвано. Я увидел в толпе майсирского посланника, барона Кваджу Салу. Его лицо оставалось непроницаемым.

Кроме того, я заметил также сестер императора, Дални и Лею. Одна была в обществе смазливого молодого офицерика, которому не исполнилось и двадцати лет; другая держала под руку бородатого вельможу, успевшего уже четырежды побывать в браке, причем каждый раз при этом повышая свой общественный статус или поправляя финансовые дела. Обе молодые женщины были в черном. Однако эти обтягивающие платья с откровенными вырезами так же мало напоминали траур по брату Рейферну, как если бы сестры пришли совершенно обнаженными, насурьмив соски.

Судя по всему, событие, окрещенное информационными листками «майсирской провокацией», никак не повлияло на настроения придворных хлыщей. Вспомнив, с каким презрением я относился к пустобрехам, вившимся вокруг Совета Десяти, я подумал, что теперь те же самые люди слетелись на императора Тенедоса, еще более огромную бочку меда. Неужели ради этого мы совершили государственный переворот и свергли десятерых бестолковых правителей?

Маран склонилась к моему уху.

— Если нас доставили в Никею в такой тайне, к чему все это? — шепнула она.

Я не знал, что ей ответить. Но наверное, у императора, человека в высшей степени предусмотрительного и расчетливого, были на то причины. Снова затрубили фанфары, на этот раз вдвое громче и вдвое дольше. Придворные, поняв, что сейчас к ним выйдет сам монарх, умолкли на полуслове и как один повернулись к трону. Отворилась дверь, и в зал вошел император.