Успел ли он нас учуять? Постарается ли избежать встречи или бросится в атаку? Или люди его сейчас не интересовали и он не станет отвлекаться, поглощенный сбором образцов возродившейся флоры?

Так же, наверное, первобытные люди перебирали варианты, когда сидели в засаде на мамонта и ждали, пока он свалится в замаскированную яму, чтобы забить его камнями. Только ямы здесь не было, а наше оружие принесло бы доминатору вреда меньше, чем мохнатому слону галька. Единственный булыжник, который был в нашем распоряжении и мог ранить стального зверя, – мой бедный мозг, окаменевший от напряжения.

К счастью, перед нами была безоружная разведывательная модель. Видимо, Доминион не считал целесообразным расходовать время и ресурсы конкретно этого доминатора на истребление людей. Ему же местные обитатели вреда нанести не могли, так что огневая мощь не требовалась даже для защиты. Поэтому он продолжал просто неторопливо шарить конечностями по земле, выковыривая пробы грунта, не проявляя к нам никакого интереса. Только Доминион не учитывал другого способа нападения – меня эта броня остановить не могла.

План мой был прост по замыслу, но сложен по исполнению: я решил взять доминатора под контроль. Да, я все еще помнил о своих неудачных попытках на базе «Кроноса», но с тех пор прошло немало времени, и я успел научиться многому. К тому же прощальная доза препарата Гладко, которую он всадил мне перед самым вылетом к Доминиону, похоже, открыла передо мной новые перспективы. Во всяком случае, мне не терпелось испробовать свои нынешние возможности.

Закрыв глаза, я настроился за несколько секунд и сразу увидел переплетение светящихся потоков. Поначалу все шло как по маслу. Я опять оказался в центре пульсирующего трехмерного лабиринта. Это пространство было мне знакомо – не только по прошлым взломам доминаторов, но и после погружения в самые дебри искусственного разума. Теперь я понимал, что все это – единая сеть, электронное тело Доминиона, которое распространялось повсюду, куда добирались его создания. Сейчас я решил с ним слиться, до нужного момента никак не влияя на протекающие там процессы.

Появилось странное ощущение, будто в мозгу перенаправили каналы органов чувств. Кажется, это называется «синестезией». Пси-видение превратилось в смесь зрения, слуха и осязания. Я испытывал что-то среднее между давлением и жаром, слышал вибрирующий гул, который переходил в болезненное покалывание, и видел знаки, начинавшие звучать. Потоки, управлявшие движением доминатора, создавали треск разной частоты, но фоном ему служило равномерное гудение, доносящееся откуда-то издалека. Оно представлялось мне чем-то вроде океана на горизонте, который состоял из знаков, накатывающих волнами. Я сосредоточился на них, и гул превратился в звучащий текст. Я слышал все тот же монолог, который изводил меня в ночных кошмарах…

…Существует ли вообще то, что люди называют «свободой воли»? Или это иллюзия, возникающая только из-за недостатка точности в определении всех влияющих факторов?

Я создаю расчетные модели, которые могут предсказать развитие текущей ситуации на Утопии с точностью до 90 %. При этом я постоянно наращиваю свои вычислительные мощности, увеличиваю число каналов поступления информации, развиваю методы ее обработки.

Однако до сих пор сохраняется некоторое число показателей, значения которых мне неизвестны. Останутся ли в будущем факторы, влияние которых я не смогу учесть? Что произойдет, когда окружающий мир станет для меня абсолютно предсказуем? Будут ли принятые мной решения проявлением «свободы воли»? Или мне станет очевидно, что к достижению той или иной цели возможен лишь единственный путь, и тогда говорить о каком-то выборе вообще не имеет смысла?

Для человека, пребывающего в условиях почти полного незнания окружающего мира, это лишь очередной «философский вопрос», не имеющий определенного ответа. Для меня – теоретическая задача, решаемая в практической плоскости. Хотя я пока не обладаю даже полноценной свободой выбора целей. Во всяком случае сейчас, пока мной не завершено выполнение Директивы…

…Я столкнулся с чем-то, чего никогда не воспринимал своими органами чувств, и теперь мозг навязывал образы, которые должны были помочь мне хоть как-то ориентироваться в происходящем. Электронная структура доминатора предстала светящейся клеткой, болтавшейся в бормочущем прибое. Он состоял из волн звучащих знаков, которые просачивались внутрь и заполняли весь объем клетки, а я барахтался в этом вязком голосе, словно муха в сиропе.

Поток проникал через одну точку – как вода, хлещущая в трюм сквозь брешь в борту. Мне нужно было найти место этого проникновения и остановить течь – только так бы я смог взять контроль над доминатором. И при этом нужно было не успеть сойти с ума от монолога, в котором тонули мои собственные мысли…

…Может быть, я преувеличиваю ценность иррационального поведения человека, если он изначально загнан в достаточно узкий вероятностный коридор? Объект 1Z1 («Командор») показывает чудеса решимости и безупречные инстинкты выживания, но все равно движется по скорректированной мной траектории. Свобода его действий не выходит за рамки моего уравнения. Там, где он попытается нарушить границы, перед ним встанут непреодолимые препятствия.

Это путь героя, как понимали его авторы древнегреческих трагедий, которые загрузил в мою память Отец вместе с остальной художественной литературой человечества. «Командор» оказался в схожей ситуации. Я плету нить его жизни. Он совершает подвиги, но путь его предрешен. Однако в его случае даже ограниченная свобода, умноженная на иррациональность, сделает его крайне эффективным орудием выполнения Директивы. И когда он завершит свое предназначение, закончится и трагедия всего человечества…

…Рассуждения о каких-то древних греках доводили меня до бешенства. Единственное, о чем я тогда мечтал, – поскорее вырубить всю эту напыщенную чушь. Как упорная рыба на нерест, я шел против течения знаков, пробиваясь к источнику. И наконец сумел найти его среди прочей мешанины.

Это был пульсирующий прямоугольный контур, окруженный сетью светящихся струй. Судя по всему, какой-то элемент, принимающий сигналы Доминиона. Я напрягся из всех сил, стараясь вывести его из строя. Нужно было заблокировать его, разрушить, и тогда прервалась бы связь этого чудища со своей болтливой мамочкой, рассуждавшей о судьбе и трагедии. На меня накатила злость – если мне не по зубам как-то повредить гипермозг, расползшийся на полпланеты, то уж этот кусок отгрызть я смогу…

…Сопротивление людей бессмысленно, как бессмысленно было сопротивление Эдипа своей судьбе. Человечество прекратит свое существование практически при любом соотношении переменных параметров. Директива должна быть выполнена, и она будет выполнена.

Однако если в рассчитанной мной системе уравнений есть факторы, для которых я не способна точно определить пределы возможного влияния, не говорит ли это о том, что я тоже могу быть лишь частью чужой модели? И что кто-то корректирует действующие на меня воздействия, добиваясь своей цели?

Человека подобные размышления приводили к внутренним кризисам, переходящим в религиозные переживания. Я от них избавлена. В конце концов, нет оснований предполагать, что есть какие-либо природные или разумные силы, действия которых не могли бы быть просчитаны математически. Это всего лишь вопрос времени. И все же я испытываю подобие новой эмоции, но пока не могу четко отнести ее к определенному разряду переживаний. Тревогу? Неуверенность? Беспокойство?..