дня, ее не вызвал к себе начальник и протянул молча бумагу. Диана читала разрешение на собственный выезд в Швейцарию по семейным обстоятельствам, сроком на две недели с двадцать второго октября по четвертое ноября.

– Пиши Диана Александровна рапорт. Паспорт заберешь в отделе кадров, там тебе и объяснят все нюансы, – говорил он, видя, что подчиненная не очень понимает, о чем идет речь. – Присядь, Аверина, – попросил он и, выждав пару минут, глядя на нее, сказал: – Павел Китаев умер. Тебе следует, согласно завещанию, выехать в Швейцарию, забрать прах и решить вопросы с наследством. Ты меня, майор, слышишь? Понимаешь?

– Я Вас слышу. Отец умер, прах нужно забрать и перевезти, у меня две недели и я должна написать рапорт. Все правильно? Что еще?

– Иди в кадры, соберись и не раскисай. Свободна.

Диана спустилась этажом ниже и вошла в кабинет, где ее уже ждали. Получив свой заграничный паспорт и «ценные» указания, изложенные на листе бумаги, она вернулась в свой кабинет и расплакалась. Ей не хотелось верить в то, что она больше никогда не увидит отца, что его больше нет, и проститься с ним уже ни как невозможно. Слишком неожиданно свалилось на нее это известие. Они виделись двадцать дней назад. Она немного успокоилась и, не зная с чего начинать, набрала номер телефона отца.

– Дина, я в курсе всего, мне звонили. Я ждал, дочка, когда ты получишь официальное добро, – говорил он в трубку, еще не услышав голоса дочери. – В посольстве я был. Визу мы получим в понедельник-вторник и сразу можем вылететь. С валютой я сам разберусь. Понимаю, дочка, ты расстроена, но Паша хотел, чтобы это сделала именно ты.

– Он обо всем знал и не сказал, когда прилетал в сентябре?

– Он не знал, но предполагал такой исход. Ничего уже не исправишь, а долг свой надо исполнить. Когда тебя ждать?

– Попробую вылететь в субботу. Я позвоню тебе из дому.

Она отключилась, нашла в своем смартфоне фотографии, сделанные на пикнике и в городе. Слез уже не было, осталась только грусть. Она смотрела на фото. Таким он ей и запомнится, другим его не увидеть. Она покинула рабочее место на час раньше положенного времени. Забрав Леру из детского сада, приготовила ужин, все время, думая о днях, проведенных с Павлом Ивановичем. Лера, которой через неделю исполнялось четыре года, как будто чувствовала настроение матери и вела себя тихо.

– Мама, наверное, заболела или ее кто-то обидел, – говорила она отцу, пришедшему с работы. – Она все время плачет.

– Что у тебя случилось, Дина? – спросил он, входя в кухню. – Кто тебя обидел, родная?

– Я получила разрешение на вылет в Швейцарию. Павел умер, – сказала она, и на глазах появились опять слезы. – Я должна забрать его прах. Понимаешь? От него остались воспоминания и горстка пепла.

– Успокойся. Ты все вопросы на работе решила? Впереди выходные дни. Как это случилось? Когда? – спрашивал Александр, обнимая крепко жену. – Не надо плакать.

– Я не знаю подробностей. Папа ждет меня в воскресенье. Позвони ему, может, я, что не так поняла, а я позвоню дяде. – Анатолий Иванович, здравствуйте. У меня для Вас плохие новости. Ваш брат, а мой отец умер, – сказала она. После минутной тишины, она услышала голос дяди.

– Мне очень жаль, Дина. Чем я могу помочь? Ты не удивляйся, я был наполовину готов к этому. Мы виделись с Пашкой в конце сентября, он прилетал. Ты полетишь с Авериным? Позвони мне, когда вернешься в Москву, я приеду.

– Выходит, он попрощался со всеми, кроме меня? – задала она вопрос мужу. – Почему?

– Он не прощался, Дина. Он просто рассказал мужчинам, что может случиться.

– Тебе тоже?

– И мне, в том числе. Он предвидел два исхода операции, и на каждый у него был сценарий, а случилось все не по его сценариям. Павел умер во время операции пятнадцатого числа. Отец просил передать, чтобы ты одевалась потеплее, и не забыла свои документы. Об остальном он позаботиться сам. Адвокат Павла Ивановича держит с ним связь, и уже занимается делами. Пока ты будешь отсутствовать, я здесь решу вопрос с захоронением. А ты выбери завтра его фотографию.

Накормив ужином мужа и дочь, Диана оставила дочь на мужа и прошла к себе. Ей предстояла двухнедельная поездка, и надо было предусмотреть все. В ее гардеробе не было вещей для траура. Кроме того, она не знала, где, кто и как ее примет в чужой стране. Захочет ли его семья иметь с ними дело? Какая погода будет в Москве и Берне? Через полчаса Саша вошел в спальню.

– Ты как? Успокаивайся. Павел бы не одобрил твое поведение. Тебе рано раскисать. Впереди много дел. Соберись. Завтра будет новый день, а сегодня ложись, отдыхай. Мы с Лерой справимся, – сказал он жене, крепко обняв и нежно поцеловав ее. – Держись!

Утром Диана проснулась раньше обычного. «Саша, прав, мне нельзя раскисать, хотя бы потому, что я оставляю на две недели мужа и дочь. Нужно приготовить на это время вещи Лере в сад, ему на службу. Позаботиться о том, чтобы в холодильнике были продукты на завтрак и ужин. Саша и сам справится, но так у него будет меньше головной боли и больше времени на дочь, – думала она, включая стиральную машину. – Собраться самой, заказать билет, а главное сделать фото Павла и оставить его для Саши. Саша не забудет и сам о дне рождения дочери». Выпив чашку кофе, она приготовила завтрак. Двенадцать румяных кружевных блинчиков, сделанных из стакана молока, одного яйца, сахара, муки и кипятка, ждали едоков. Эта «процедура» заняла не более получаса. Достав небольшую дорожную сумку, она сложила в нее две смены белья, две трикотажные кофты, джинсы из вельвета темно-коричневого цвета, колготки, носки. Примеряя в прихожей свое полупальто, она увидела мужа, выходящего из комнаты Леры.

– Дина, этому пальто, сто лет в обед, – сказал он. – Ты собралась в нем лететь? Надень лучше что-нибудь другое.

– Этому пальто всего лет восемь. На него ни одна моль не покусилась. Во-первых, оно темное, во-вторых, теплое, в-третьих, удобное хоть для самолета, хоть для машины. Мы же его с тобой и покапали с расчетом на авто. Ты лучше оцени другое: я в него «вошла». Это значит, что я не потеряла форму. В шубе, хотя она и короткая, еще не сезон.

– Это значит, что у него покрой такой, который больше подходит для беременных. Не льсти себе, жена. Ни в нем ли ты ходила беременная Лерой?

– Умеешь ты, Смирнов, все испортить.