охотно брались за торговлю древними изданиями. Исследователи отмечают низкий культурный уровень книгопродавцев: «Не мудрая была наука у нас на Руси торговать книгами, и ленивый только не брался за это дело, не требовавшее никакой подготовки, никаких особенных знаний. Даже, наоборот, чем темнее, малограмотнее был продавец, тем милее был он сердцу собирателя книг, знающего продавца покупатель недолюбливал… Нужны были только некоторая подвижность, веселый нрав… и немного мюнхгаузенства, и успех был обеспечен»{375}. Правда, успех был только при небольшом книготорговом обороте, так как спрос на книги оставался низким. При своей малограмотности букинисты тем не менее «книгу знали каким-то особым чутьем, умели выгодно купить и продать… были часто недобросовестны, подделывали книги (в ценную книгу вставляли макулатурные листы, чтобы выглядела цельной), брали краденое и т. д.»{376}.

Западный антикварий выгодно отличался тем, что с помощью ученых писал целый научный трактат об издании или рукописи, который помещал в своем каталоге, распространяемом по всему свету, и книга имела успех. Редкие русские книгопродавцы стремились присмотреться к покупателю, распознать его вкусы, взгляды, заинтересовать его не только той одной книгой, которая ему требовалась, но и многими другими. Покупатели были разными. Одному нужно определенное сочинение или даже определенное издание; другому ровно ничего не нужно и в то же время нужно все, что есть в интересующей области. Успех антикварной торговли зависел от покупателя, которому, собственно, ничего не нужно, который был даже доволен, уйдя из магазина и ничего не купив. Чтобы заинтересовать покупателя, нужны были знания и эрудиция. Обычно страсть собирательства зарождается не в стенах магазина, она есть результат влияния той среды, с которой соприкасается будущий коллекционер. Но разжечь искру, довести до пламени и поддерживать это пламя есть уже прямое дело сведущего продавца. И такие книгопродавцы встречались. В Москве было около 50 книгопродавцев, в чьих книготорговых каталогах значились и антикварные книги{377}.

Многие антиквары пренебрегали книгами гражданской печати, как не заслуживающими внимания, «органически не переносили их», что могло объясняться тем, что они были старообрядцами, воспитанными в аскетических условиях старой веры, да к тому же любителями старины, и новое лишь мешало их миросозерцанию. Многие из них имели целые залежи русских книг.

Старые книги можно было приобрести помимо книжных лавок на Сухаревке и вербных базарах: «Любители ждали с нетерпением каждого воскресенья, чтобы не опоздать и попасть первыми на Сухаревку или на вербный рынок, где их ожидали всякие чаяния и где действительно они находили то, что превосходило самые смелые их ожидания. Достаточно сказать, что Н. В. Губерти, описавший в известном своем труде 600 перворазрядных редкостей XVIII столетия, собрал их почти все на Сухаревке, правда, после упорных и долголетних ее посещений»{378}.

Из книгопродавцев-антиквариев примечательнейшей личностью был И. Ф. Ферапонтов, который торговал с конца XVIII в. старинными русскими книгами, рукописными и печатными. Лавка его находилась у Спасских ворот.

Известные собиратели русских древностей обязаны Ферапонтову необыкновенными приобретениями. Известный знаток древностей К. Ф. Калайдович видел в Ферапонтове любителя и знатока, к голосу которого надо прислушаться, который, «собирая древности с невероятною ревностью, нередко сам покупал дорогою ценою», и «не было такой печатной книги до времен Петра, которой бы Ферапонтов не имел в своих руках». Он сберег многие сотни книг. Калайдович предлагал государственным хранилищам обратить внимание на собрание Ферапоптова, «которым они могли бы обогатиться»{379}.

Профессора Московского университета Барсов, Синьковский, Баузе пользовались собранными Ферапонтовым древностями для своих научных исследований. Коллекционеры А. И. Мусин-Пушкин, Ф. А. Толстой, П. П. Бекетов с его помощью обогащали свои собрания. Профессор Баузе, крупнейший из собирателей того времени, обязан Ферапонтову многими драгоценными приобретениями, и среди них знаменитым «Прологом, писанным уставным письмом на пергаменте в Великом Новгороде в 1229 году», «Библией» Ф. Скорины и многими другими.

При Новикове начинал торговать вразнос книгами и иконами Я. Я. Кольчугин, выходец из крестьянской старообрядческой семьи. Он стал приказчиком и комиссионером Н. И. Новикова, впоследствии — владельцем трех книжных лавок. В 1827 г. Н. Н. Кольчугина сменил его сын Г. Н. Кольчугин, воспитывавшийся с детьми сенатора Обрезкова, получивший хорошее по своему времени образование, знавший несколько языков и переведший несколько книг мистического содержания. В архиве нам попалось свидетельство о том, что он издал в 1828 г. гравированный портрет турецкого султана Махмута IV.

Фирма Кольчугиных достигла наивысшего расцвета при И. Г. Кольчугине — внуке Н. Н. Кольчугина, прошедшем школу книжного дела у Н. И. Глазунова и начавшем самостоятельную торговлю в 1835 г. Память у Кольчугина была изумительная. Несмотря на господствовавший в лавке кажущийся для постороннего глаза беспорядок, на отсутствие даже намека на какую-либо систему при обилии всевозможных книг, он знал их все наизусть и при требовании какой-либо книги мог сразу же найти ее{380}.

Среди его постоянных покупателей были С. Т. Аксаков, В. Г. Белинский, Н. В. Гоголь, все тогдашние московские коллекционеры. Наряду с последними новинками доверенные покупатели могли здесь купить «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, сатирические журналы Н. И. Новикова, запретные «Думы» К. Ф. Рылеева.

У Кольчугина на жалованье состояли «стрелки» — перекупщики книг, которые днем ходили по домам и базарам, скупая книги, а вечером приносили их хозяину. За бесценок он приобретал редкие издания и с выгодой перепродавал богатым библиофилам.

Особенную известность получил Кольчугин, торгуя подержанными учебниками. Учащиеся приносили использованные учебники и выменивали их на другие с приплатой 1–2 копейки за экземпляр. «На кольчугинских книжках вся бедная Москва выучилась!» — с благодарностью говорили в те времена{381}. И. Г. Кольчугин занимался и издательской деятельностью. В 1846 г. он выпустил памфлет на московские власти «Турусы на колесах», который был уничтожен цензурой.

Известным книгопродавцем старой книги был Т. Ф. Большаков. Начинал он в Зарядье в юхонтовом ряду, среди торговцев кожевенным товаром в кожевенной лавке, где отвел место для хранения и продажи древних рукописей, старопечатных книг.

Калайдович, Уидольский, Снегирев, Срезневский, Строев, Уваров и многие другие были его постоянными посетителями. Погодин с йим советовался по спорным вопросам в древней письменности; университет наградил его званием корреспондента, а Румянцевский музей сделал своим комиссионером; ученые общества избирали его своим членом. Его трудами составлялись многие библиотеки, как общественные, так и частные. Церковнославянскую старопечатную книгу знал он «по годам, по месяцам, по числам, по шрифту, очертаниям букв, заставицам, по именам творцов и издателей, по изысканиям ученых». Помогая другим собирать древности, он скопил и собственное собрание древних рукописей числом 435, поступившее после его смерти (1863) в Румянцевский музей. Впоследствии оно было описано Г. П. Георгиевым и издано в 1915 г. Академией наук.

Среди книгопродавцев второй четверти XIX в. выделялся В. В. Логинов, известный как крупнейший продавец лубочной литературы: его обслуживало до 500 офеней. С 1844 г. он стал комиссионером Московского университета