Но мои подруги номер один и два, а также друг-учитель - они-то знают, что такое А. Все четыре года наших мук были у них на глазах. Никакие мужья и жены не могут быть настоящими в их глазах, если речь идет о других парах с участием А или с моим.

Короче говоря, у нас консилиум. А что знают трое - то знают все. До чего мы тут за чаем ни договорись, всё дойдет до ушей А. И я это знаю, и все мои чаепивцы.

К ночи мы уже так подробно обсудили моё воссоединение с А, что сам факт уже кажется свершившимся. И только одинокий сон на нашей широкой кровати, так долго бывшей н а ш е й, напоминает мне о моем неизбывном горе. Я не могу уснуть, потому что я вижу: в огромной академической квартире мой А обнимает свою невесту. Моими руками и ногами. И весь светится.

А утром всё начинается сначала. Кофе, душ, джинсы с моим любимым зеленым джемпером, троллейбус, золотые листья в скверике перед институтом, звонок, лекция, справа А, за спиной Д. Боль в сердце и опять лютый кашель. Он, собственно, не прекращается никогда. Он то тише, то сильнее, то до посинения, но он все время со мной - жуткий, выматывающий сухой безысходный кашель. Мой А слышит его, как и весь институт, но у него свои дела. Хоть я умри тут же, у его ног, под его партой в аудитории, - перешагнет и пойдет, насвистывая.

- ...Ли, вы хотите сказать, что с К вы разделались, не разобравшись с Й? - возмутился ночной попутчик. - А ведь этот К прекрасно относился к вам.

- Да, я к нему тоже. Он еще появится, но ведь он декорация. И заметьте: Й еще не выступил всерьез. Это всё пролог.

- Заметил. Подзатянули вы...

- Знаю. Он всё-таки реально сработавшая фигура, гвоздик в ножницах. Катализатор. Мы с Первой обсуждали его светлый образ ночами напролет... О Боже, я до сих пор не могу вспоминать этот кошмар...

- Почему? В чем дело? Вам уже столько лет! Помните поговорку одного их ваших? "Женщина проживает столько жизней, сколько у нее было мужчин"... Почему вы до сих пор придаете значение этой истории?

- О, вам не понять. У нас в России всё так устроено... Все приходят со своими уставами, диктуют; и очень нервничают, когда понимают, что ошиблись

дверью.

- В чём дело в случае с Й? Зачем вы вставили его

в Алфавит? Ему не место в этом славном ряду, - настойчиво сказал ночной попутчик.

- Сейчас объясню. Подождите. Кажется, могу сказать...

- И откуда, мадам, разговорчики про "У-нас-в-России"? В ы недавно сами сказали, что в Древней Греции, где вы были гетерой и преуспевали...

- Мало ли кем и где я была. Я всем была. Даже многодетной мамашей. Почтенной матроной я вообще была несколько раз, словно судьба пыталась уговорить меня найти что-нибудь привлекательное в этом занятии: очаг, хозяин, исповедь, пелёнки... В России разнообразные возможности. Страна попросторнее. Успела сродниться. Самая трудная, ничего не поделаешь. Кому повезло возродиться в России, тому уже нечего бояться в следующий раз. Тем более что следующего может и не быть. Всё здесь отработать можно.

- Вы ошибаетесь, - насмешливо сказал Люцифер. - Это вы новомодных книжек начитались. Механизм совсем другой. Если у нас останется время, я расскажу вам - какой именно.

- Но я же всё помню!.. Гнев выгонял меня

из тела всякий раз, когда я проявляла готовность в одном облике, своем собственном, в одном теле предъявить мужчине всё, что он хочет, от матери до бляди, и ни один из них не мог переварить объединенный образ. Ни один не мог уложить в своих высокоинтеллектуальных мозгах того, что всегда было очевидно для меня. Как древний грек, каждый фантазер нового времени понимал только гетеру, наложницу и жену-мать. Вновь и вновь я не могла объяснить е м у, что можно всех найти в одной, и умирала от невоплощенности. Потом опять рождалась и опять пыталась открыть очередному е м у глаза: вот, возьми, у тебя есть больше, чем тебе кажется! А он, только что взглянувший в глаза нашему новорожденному сыну, ложился со мной и бил меня по руке, если рука вдруг обхватывала его член... Этот же член он совал в уличных девок, во все места, но дома он соблюдал мою, м о ю, чистоту. Потом мне всё это надоело, но рождения продолжались. Когда тысячи лет обнаруживаешь себя то у костра, то в келье, то в публичном доме, то вообще на костре, то у алтаря с

аскетом, который сам заплачет, лишая меня девственности, от утраты нашей ч и с т о т ы, было и такое, - так вот: когда всё это вертится веками, и сил больше нет, надо уходить из круга, но куда?..

- Вы изрядно поднадоели мне с вашей вечной женственностью за несколько тысяч лет. Вы даже не представляете как.

- А вам-то я чем не угодила? - прямо спросила Ли.

- Ну ладно. Вкратце. Я, как вы понимаете, миссионер другого пространства. Нам, его строителям, очень нужны души (термин условный, даже неточный, но вы меня поймете) людей как строительный материал. Оторвать душу напрочь ото всех тел человека, не только от физического, но и эфирного, астрального и так далее, полностью перетянуть к нам, вниз, можно многими способами, но есть несколько проверенных: гипертрофировать смысл "Я", дать море наслаждений, указать на сладостность воспоминаний, научить трепетно мечтать, в сексе направить на максимальную изобретательность, словом, индивидуализировать все внутренние проявления и абсолютизировать их. Можно назвать это каким-нибудь мощным и загадочным словом типа "демократизация" - это прекрасно работает. Наши - когда возвращаются в физические тела - получают сверхобычную красоту и редчайшую энергичность. Они могут и не возвращаться, но они же наши, то есть жуткие индивидуалисты, поэтому они выбирают возвращение. Некоторые, конечно, уходят к нам, строить наше пространство по нашему проекту, но если б не было тех, кто возвращается, мы потеряли бы потенциал. Простите, если я говорю не совсем понятно. Мне это и ни к чему. Впрочем, вы, я уверен, прекрасно меня понимаете.

- Кажется, да, но я - не ваша по определению.

Я не раз попадалась на всем, что вы тут перечисли-

ли, но как бы факультативно... - Ли с тревогой

смотрела на ночного попутчика и всё яснее понимала ситуацию. Фер пришел за ней, но он совершенно

не уверен, что заберет ее. И всё-таки он слишком откровенен.

- Я, дорогая Ли, очень давно придумал прекрасную схему, которая почти не давала сбоев: противостояние мужчины и женщины в обществе. Это я сделал! Не Кто-Нибудь. Сначала я дал мужчине понять, что без его семени женщина не родит. Как вы понимаете, в наидревнейшем обществе, когда женщина была беременной постоянно, культ деторождения не мог возникнуть. Это всё враки, что страсть к продолжению рода охватила человечество с самого начала и первым делом. Подготовка к написанию Библии шла, как вы тоже понимаете, в добиблейские времена...

- Я спросила о себе, - напомнила Ли. - Скрытая история человечества и ваша роль в ней - эту лекцию прочтите кому-нибудь и в другой раз.

- Нет, мадам, я разговорился. Поболтать охота.