Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда уж серьезнее? – ответил за меня Караваев. – Рядом спим, вместе пиццу едим. Вот, даже собаку завели!
Прискакавший Брэд Питт радостно запрыгал вокруг нас с Караваевым, показывая, что – да, он чертовски заводная собака.
– Шустра ты, мать, – сказал мне Петрик, вроде не слишком расстроенный. – Ну, ладно. Эмма! А не покажешь ли ты мне то, что красил?
– Ой, прости, я плохая хозяйка! – Я вспомнила, как Ба Зина учила: встречаешь гостя – первым делом прими у него верхнюю одежду, шляпу и зонт, а вторым покажи, где туалет. – Удобства у нас там, иди по дорожке на запах, не ошибешься.
– На запад?
– На запах!
– Не лучшая рекомендация для удобств…
Ворча, мой друг удалился модельным шагом от бедра. Впечатлительный Эмма семенил на полшага впереди него, заботливо отводя с пути блистательного Петрика ветки кустов и деревьев.
– А не накрыть ли нам праздничный стол? – засуетился Караваев.
– А какой у нас праздник?
– Мм… Что-то типа помолвки?
– Хочешь закрепить впечатление, произведенное на Петрика, чтобы надежно отогнать его подальше от своего белого комиссарского тела? – догадалась я. – Ладно, я притворюсь, будто ты не наврал. Но мы же только что обедали.
– Люся, ты действительно плохая хозяйка!
– Ах да, после показа туалета гостя нужно пригласить за стол, – неохотно вспомнила я заветы родной старушки. – Тогда чаю попьем, чаю у нас еще килограма два, не меньше.
– А у меня в заначке лечебно-профилактические шоколадные батончики.
– А у меня в сумке бутылочка сладенького молдавского вина, к батончикам самое то, – сообщил вернувшийся с познавательной экскурсии Петрик. – Друзья мои, я никого не хочу критиковать, но что за жуткий цвет выбран вами для отделки такого важного помещения, как ватерклозет?
– Тебе не понравился наш благородный бурый? Какая жалость, – без тени огорчения и даже с радостью сказал Караваев.
– Я нарисовал радугу, но меня заставили ее замалевать, – нажаловался Петрику Эмма, и они оживленно заговорили на высокохудожественную тему «Влияние расцветки двери сортира на настроение пользователя и, как следствие, эффективность процессов».
Мы с Караваевым споро и дружно, как будто и вправду давно сложились в одну ячейку общества, накрыли стол.
Потом пили чай, и Петрик щедро делился с нами впечатлениями от поездки, а я сидела и хмурилась, пытаясь понять, что меня беспокоит, пока внутренний голос не сжалился и не подсказал:
– А ведь ты никогда не рассказывала Петрику про именьице…
– Точно! – Я подпрыгнула на скамейке.
– Серьезно, ты тоже считаешь, что брют – это элегантно, но невкусно? – обрадовался неожиданной поддержке Петрик, как раз добравшийся в своем повествовании до дегустации на заводе шампанских вин.
– К черту брют! – Я привстала, перегнулась через стол и аккуратно взяла рассказчика за воротник косухи. – А ну, колись, дружище, как ты узнал, что меня нужно искать именно здесь? Я тебе об этом месте никогда не говорила!
– Не говорила, но написала, не мни мою курточку, противная. – Петрик шлепнул меня по рукам.
– Сам противный!
– Спасибо. – Дружище изящно поклонился. – Кстати, о комплиментах: должен сказать, что я и не подозревал, какая ты хорошая хозяйка. Такую чистоту в нашем гнездышке навела, такой порядок! Я был приятно удивлен. Хотя теперь понимаю, что ты сделала это напоследок, перед тем как отправилась вить новое гнездышко с другой птичкой…
Петрик трагически вздохнул.
– Как птичка птичке скажу тебе, что чистоту и порядок наводила вовсе не я, это сделали ребята из службы клининга…
– Ребята? – Петрик снова взбодрился. – Неужели? Мужчины – и с таким хорошим вкусом?! Знаешь, они поменяли местами шторы, переставили с полки на столик ту круглую красную вазу, коровью шкуру со стены положили на пол и по-другому разместили книги на стеллаже, и все это очень освежило интерьер.
– Петя, «ребята» – это было условное обозначение сотрудников разного пола, – оборвала я восторги Петрика. – На самом деле я не знаю, мужчины то были или женщины. По правде говоря, мне вообще плевать, кем они были, хоть роботами! Меня другое интересует: что ты имел в виду, когда сказал, что я написала тебе, где меня искать?
– Вот это, конечно.
Петрик выложил на стол мятый листок бумаги.
– Та-ак, посмотрим!
Я завладела бумажкой и поднесла ее поближе к глазам, потому что уже начинало смеркаться.
Караваев тут же притиснулся к моему боку и заглянул в бумажку поверх моего правого плеча. Эмма, секунду помедлив, обежал стол и пристроился за моим левым плечом.
– Это просто сказка! – хихикнул Петрик. – Вы трое сейчас похожи на Змея Горыныча!
– Огнедышащего, – предупредила я. – Не мешай, я читаю. Тут список из трех пунктов без заголовка, первой идет запись «Микрорайон «Бавария», дом девять, квартира двадцать семь»… Так это же наш с тобой, Петя, адрес!
– Совершенно верно, – кивнул дружище. – Признаться, я не понял, зачем тебе вздумалось его записывать. Для возрастного склероза, мне кажется, ты еще слишком молода.
– Спасибо, мой хороший, – машинально поблагодарила я. – А вторым пунктом тут значится адрес именьица.
– А третьим – «Улица Советская, дом тридцать, квартира восемь», – прочитал с листа Караваев.
– Это же адрес Ираиды!
– Не знаю, кто такая Ираида, но я наведался бы по этому третьему адресу, если бы не нашел тебя по второму, – сказал Петрик. – Я думал, ты написала эту записочку для меня и специально оставила ее на видном месте.
– Наверное, уборщики не смогли определиться – мусор это или что-то важное, поэтому сохранили бумажку и предоставили решать ее судьбу хозяевам, – разумно рассудил Караваев.
Я гневно потрясла листочком:
– Петрик! Это же не мой почерк!
– Откуда мне знать, какой у тебя почерк? – пожал плечами дружище. – Ты пишешь исключительно на компьютере или в планшете! Но… Минуточку! Если это написала не ты, то кто?
– Отличный вопрос!
– И как записка, написанная не тобой, попала в закрытую квартиру, где живем только ты и я?! – Петрик наконец-то разволновался.
– Сядь, – попросила я. – Все сядьте! Эмма, налей Петрику чаю, Караваев, налей чаю мне. Или нет, не надо чаю, налей лучше вина. Давайте все выпьем и успокоимся.
Караваев с проворством, выдающим немалый опыт, набулькал всем сладкого молдавского. Я выпила его, как микстуру, залпом и побарабанила пальцами по столу.
– Люся, если мы все хотим успокоиться, не стоит выстукивать «Реквием», – мягко укорил меня Караваев. – Есть все же разница между «успокоиться» и «упокоиться». Судя по постановке пальцев на доске, тебя учили играть на фортепиано, значит, тебе знакомы и другие классические произведения, так что я попросил бы исполнить «Лунную сонату». Это самая успокаивающая музыка, которую я знаю.