– Госпожа Алисия лан Верхоффен, – представилась Анна пяти стражникам у дверей в «Золотые цепи». Те, видимо, задубели от ночного холода и кутались в тяжёлые плащи. – Мой супруг, барон лан Маркофф, и его друг, достопочтенный Рихард Мотт. Это мой бард, а эти трое просто лакеи.

Эйльса всё-таки вышколила её на совесть, хоть Анне и претило получать наставления от какой-то потаскухи-трактирщицы. Её выговор вполне тянул на даннсбургский, хотя, конечно, и рядом не стоял с выговором Эйльсы, когда та говорила своим собственным голосом. Я кивнул главному привратнику и в качестве вступления вложил ему в ладонь серебряную марку. Собственный мой выговор звучит настолько явно по-эллинбургски, что с этим уже ничего не поделать, поэтому мы условились, что я буду болтать как можно меньше. Храни надменное молчание – посоветовала мне Эйльса, и, насколько мне знакомы привычки знати, моя немногословность казалась не такой уж неестественной.

– Ваш бард? – переспросил привратник, выдыхая клубящийся пар. – В первый раз вижу, чтобы в игорный дом приезжали со своими собственными бардами.

– Я люблю музыку, – при этих словах Анна сжала губы в узкую черту: большего не позволила посыпка, которой Эйльса преобразила её лицо. – А вдруг мне захочется насладиться упоительной мелодией, после того как я смету все деньги у вас со столов?

Было видно, как пристально рассматривают нас стражники – очевидно, выискивают оружие. Конечно же, в наших несуразных тряпках негде было спрятать что-нибудь крупнее карманного ножа.

– Моя дама любит музыку, – повторил я, многозначительно глядя в глаза главному привратнику. Одет я был в самый роскошный наряд, а седина в волосах и поддельный шрам от дуэли у меня на щеке превратили меня всего с ног до головы в даннсбургского дворянина. Если выговор у меня был и неправильный, то это могло значить лишь то, что я много путешествовал, – по крайней мере, я на это надеялся. Стоял собачий холод, а потому торчать на улице особого желания не имелось.

При этом я протянул привратнику монету; тот ловко её сцапал и кивнул.

– Как вам будет угодно, господин барон, – сказал он и наконец впустил нас в игорный дом.

– Подожди у дверей, холоп, – приказал я Тесаку. – Моей даме может понадобиться принести что-нибудь из кареты.

Тесак кивнул и вытянулся по струнке в своём лакейском костюме рядом с двумя привратниками с внутренней стороны тяжёлой входной двери из дуба и железа. Те обменялись сочувственными взглядами – помыкают, мол, господа нами, как хотят. Мы же впятером вошли по коридору в жарко натопленный главный игорный зал. Как я и подозревал, стражников по дороге больше не встретилось. Я знал «Золотые цепи», знал, какие в них порядки. Как-никак я ведь и сам когда-то ими управлял. Вход, как и выход, тут только один – та самая дверь, через которую мы только что вошли. Когда-то с задней стороны был ещё чёрный ход, но его я собственноручно замуровал кирпичами. В конце концов, одну дверь проще охранять, чем две двери, но уж она-то стереглась со всею бдительностью. За этой дверью, как уже говорилось, дежурили пять человек, а ещё пятеро, как доложили лазутчики Эйльсы, обходили здание дозором, следя за узкими окнами. В целом замысел состоял в том, чтобы свести на нет все мыслимые угрозы. Оказавшись внутри, состоятельные посетители не желали, чтобы у них над душой торчала орава до зубов вооружённых мордоворотов. Только пятеро во всём игорном доме открыто носили оружие, хотя сдаётся мне – у банкомётов и лакеев тоже имелись хорошо припрятанные клинки. Теперь я понимал – взять «Золотые цепи» приступом было бы решительно невозможно, даже в союзе с Кишкорезами.

Так было гораздо легче.

В главном зале стоял полумрак, тёплый воздух был пропитан дурманящим смоляным дымом. У ломберных столов собралось около десятка посетителей, и все играли в одну и ту же мудрёную игру с картами и кучками деревянных фишек. Я в этом ни черта не смыслил, но Йохан меня заверил, что знает правила.

– Картишки-с, – объявил он с радостной улыбкой, которая, думается мне, была совершенно искренней.

– Воздержусь, – сказал я, принимая бокал с вином с подноса в руках у лакея в форменной ливрее «Цепей».

– Мой друг барон лан Маркофф – жуткий зануда. – Йохан пододвинул стул к одному из ломберных столов, пропихнувшись между мужчиной в изящно скроенном наряде из серой шерсти и женщиной в красно-коричневом шёлковом платье. Он изображал какой-то уморительный выговор, отчего мог сойти то ли за подвыпившего богатея, то ли просто за дурачка. – И на одну-то паршивую партейку не уговорить. Позвольте представиться – Мотт, достопочтенный и тому подобное. Страсть как люблю картишки-с. Играю, правда, прескверно, но это ведь всего лишь деньги, а их у меня как дерьма! Какой взнос, господа?

Один из игроков ухмыльнулся в ответ, и серебро отправилось из Йоханова кошелька в ящик банкомёта в обмен на стопку деревянных фишек. Почему бы этим господам просто не сыграть на деньги, не имею представления, но подозреваю, что такое считалось у них чем-то ниже их чести и достоинства, или имела место какая-нибудь такая же чушь. Давно я заметил: у людей, которые больше всего треплются о чести и достоинстве, как правило, нет ни того ни другого.

– Как это всё томительно, – громко сказала Анна с лучшим своим даннсбургским выговором. – Все эти карты, ставки, банки и прочие глупости. Как отрадно, что вы до этого не снисходите, господин барон.

Я неопределённо хмыкнул в ответ, а краем глаза наблюдал за высоким человеком в страшно дорогой шубе, который шёл впереди всех. Я был уверен, что это и есть тот самый. Должно быть, это как раз тот сканиец, который, по словам Эйльсы, и командует всем в «Цепях».

– Барон?.. – оборвал он свой вопрос.

– Лан Маркофф, – ответил я насколько мог неотчётливо, чтобы мой ответ не выдал во мне эллинбуржца.

– Очень приятно, – сказал человек, однако сам не назвался. – Что-то не могу определить ваш выговор, господин барон.

– У меня выговор кораблей и караванов, – пожал я плечами. – Я – странствующий негоциант. Родился я в Даннсбурге, но не бывал там уже многие годы.

Понятия не имею, что ещё за «странствующий негоциант», но Эйльса заверила, что это вполне правдоподобное занятие для мелкого дворянина вроде барона.

Человек улыбнулся немного шире, и можно было лишь предположить, что она права.

– Не доводилось ли вам в ваших странствиях бывать в Скании, господин барон?

– Пока не доводилось, однако кто знает, что ждёт нас впереди? Вообще я сюда не для того приехал, чтобы вести разговоры о работе, по крайней мере, не сегодня вечером.

Как бы скучая, я обвёл глазами игорный зал – в попытке увести беседу от моего предполагаемого занятия, в котором я был ни в зуб ногой. Сканиец, очевидно, уловил моё настроение.

– Если карты вам не по вкусу, господин барон, – сказал он, – могу предложить вам и вашей даме кое-что… несколько более расслабляющее.