Труднее всего было выдержать несколько часов и дождаться, когда все милицейские мероприятия, направленные против меня, будут свернуты, и я смогу спокойно прийти к Ирине. Но тут вставал другой вопрос: как прийти к ней, как подготовить ее к новому шоку? Смерть – это когда тебя вычеркивают из жизни. Ирина уже вычеркнула меня, а природа пустоты не терпит, она заполняет ее некой иной субстанцией. Попробуй потом втиснуть себя на прежнее место, если оно уже занято, даже если только поросло травой! Вот о чем болела моя голова. Какое чувство испытает Ирина, увидев меня живым и невредимым? А вдруг я прочту на ее лице не радость, а нечто другое? Например, досаду.

– Чего задумался? – толкнул меня в плечо один из бомжей и поднес ко мне свой стаканчик, чтобы чокнуться со мной.

Я рассеянно выпил. Вкуса у водки не было. Словно отключились органы обоняния. Наверное, организм экономил энергию, мобилизовался, как перед тяжелейшим испытанием. Я сам нагонял на себя страху, представляя встречу с Ириной как самый главный экзамен – он должен был подытожить ценность и смысл моей жизни для одного-единственного человека. Очень дорогого мне человека.

– Я пойду, мужики, – сказал я, поднимаясь на ноги.

Дождь и ветер усиливались. Мне было некомфортно. В отличие от бомжей, привыкших к полевым условиям и любой погоде, я не мог жить в кладбищенских кустах.

– Закусил бы, – посоветовал бомж с разбитой переносицей, оттого похожей на седло, и взял дрожащее и скользкое яйцо, которое только что очистил.

И вдруг мой взгляд упал на мятую газету, засыпанную скорлупой. Из-под грязной руки бомжа выглядывала часть заголовка: «…рожают с моря?» Я оттолкнул руку. «СВОБОДЕ УГРОЖАЮТ С МОРЯ?» Схватил газету, рассыпая очистки, посмотрел на дату. Трехдневной давности, за двадцатое число. Я подобрал ее в гастрономе, где закупал продукты для «поминок», и завернул в нее колбасу. Тогда не обратил на газету внимания. «Курортные вести» я никогда не покупал и не читал… Я пробежал глазами по средине текста, и мое сердце учащенно забилось. «Мешки были очень тяжелые…», «ладонями чувствовал какие-то мелкие железные детали, возможно, гайки и болты…», «сразу взяла курс в открытое море…».

Бомжи, кладбище, мои сомнения остались в какой-то далекой области вместе с другими пустячными и малозначимыми событиями. Я весь погрузился в чтение. Материал предваряло небольшое пояснение:

«Исламский фундаментализм разрастается, словно раковая опухоль. Он угрожает нашей культуре, науке, демократии. Он угрожает нашей Свободе без границ. Исламисты заявляют, что Побережье – территория мусульман. Мы уже не раз предупреждали читателей о том, что в недрах дремучего, пещерного сознания религиозных фанатиков рождаются страшные помыслы, что враги Свободы готовят жестокие террористические акты. Их цель – создание суверенного государства. Это настоящая экспансия. Редакция располагает многочисленными фактами готовящегося кровавого передела власти. Наш корреспондент побеседовал с человеком, (назовем его Иваном), который случайно сталь свидетелем и соучастником довольно странного происшествия.»

Далее следовал текст беседы:

«Корр.: Скажите, кем вы работаете?

И.: Водителем «Газели».

Корр.: Что с вами произошло утром семнадцатого августа?

И.: Я ехал порожняком с автосервиса, и перед деревней Лукино меня остановил мужчина. Говорит, надо к причалу несколько мешков и коробок подкинуть. Пообещал за это очень приличные деньги.

Корр.: К какому именно причалу?

И.: Поселка Приморское. Там есть старенький причал, у которого швартуются только рыболовецкие баркасы. Я ничего не заподозрил, потому что мужчина выглядел вполне нормально.

Корр.: Вы можете описать его внешность?

И.: Я его плохо запомнил. Но, по-моему, у него было смуглое лицо, густые брови и черная бородка.

Корр.: Понимаю… И что было дальше?

И.: Он сел в кабину, и мы поехали в горы. Мужчина попросил меня остановиться у какого-то сарая. Я расчехлил кузов, а он стал таскать туда небольшие картонные коробки и черные полиэтиленовые мешки.

Корр.: Вы ему помогали?

И.: Загружать машину – нет. Он не просил. Потом мы поехали к морю. Я подрулил к самому причалу и увидел яхту.

Корр.: А название…

И.: Название яхты я не запомнил.

Корр.: Не запомнили, или же боитесь сказать?

И.: Я оставлю этот вопрос без комментариев.

Корр.: Скажите, а кроме яхты там еще были какие-нибудь катера или лодки?

И.: Нет, все местные рыбаки уже ушли в море. Вообще, это место довольное пустынное… На этот раз мужчина торопился и попросил меня помочь. Он носил на яхту коробки, а я – мешки.

Корр.: Вы можете сказать, что в них было?

И.: Мешки были очень тяжелы, ладонями я чувствовал какие-то мелкие железные детали, возможно, гайки и болты.

Корр.: Вас это не насторожило?

И.: А почему это должно было меня насторожить? Обыкновенный строительный и ремонтный материал. Я в дела клиентов не лезу, мое дело маленькое – знай, крути себе баранку.

Корр.: Что было потом?

И.: Мужчина мне заплатил, зашел на борт, и яхта взяла курс в открытое море.

Корр.: На борту еще были люди?

И.: Я никого не заметил.

Корр.: Вы обращались в милицию?

И.: Зачем? Мне жизнь дорога. И я уже говорил, что меня не интересует, что перевозят мои клиенты. Мне главное, чтобы платили…»

Под интервью стояла подпись: «Беседу вел Алфей ВСПЛЕСК, наш корр.»

Глава девятнадцатая. Двадцать капель валокордина

Сжимая в руке скрученную в трубочку газету, словно бейсбольную биту, я влетел в здание редакции с таким видом, как если бы намеревался убить главного редактора. Охранники, игравшие в нарды, тем не менее, меня не остановили. Наверное, не успели. Их заторможенные мозги были заняты комбинациями шашек на игровом поле. А когда один из них вернулся в реальность и что-то крикнул мне вслед, я уже открывал дверь приемной.

Секретарем у главного редактора оказался смазливый юноша с длинной гривой волос, перехваченных на затылке резинкой. Он вдохновенно шлепал по клавиатуре, как если бы исполнял хоральную прелюдию Баха на органе. Увидев, что я не соблюдаю нормы делового этикета и без разрешения устремляюсь к двери шефа,