Пулемет, подавившись очередным патроном, смолк, и из фургона доносились лишь отдельные выстрелы, приносившие как бы не больше пользы, чем очереди до них. И хотя у Бёрнхема была привычка вести отсчет выстрелов, патроны в магазине закончились как-то внезапно и в самый неподходящий момент. Отбросив бесполезный винчестер в одну сторону, он отпрыгнул в другую и револьверным выстрелом смел с дороги так не вовремя выскочившего навстречу бура. Следующие несколько мгновений слились в одно сплошное движение, прыжок-выстрел, перекат, еще один. И сплошное мельтешение лиц и тел перед глазами, хриплые крики, звон стали, приглушенный общим гамом грохот выстрелов и пронзительно-противный свист пуль. И только одна мысль в голове: «…только бы успеть…» и уже не важно, что именно, главное – успеть… С трудом уместившись за невзрачным камешком, Фрэнк, запаленно дыша, лихорадочно вставлял патроны в каморы барабана. Спустя бесконечно тянущиеся секунды рамка со щелчком встала на место, и новый выстрел оборвал еще одну жизнь. Тяжелая, но привычная работа разменивать свинец пуль на время. Время для того, чтобы жить самому, пусть и убивая других.

Все кончилось так же внезапно, как и началось.

Бёрнхем обвел дорогу взглядом. На душе было пусто и холодно. Слева от обочины, прислонившись к дереву и даже после смерти не выпустив винтовку из рук, сидел Шрейдер. Чуть поодаль, силясь зубами затянуть тряпку на простреленном предплечье, хрипло матерился Сварт, а из четверых его людей из кустов на дорогу, задыхаясь и пошатываясь от усталости, вышли лишь двое. Уилл нежно баюкал хрипящего от боли Хоста и что-то потихоньку ему напевал. Паркер, облокотившись на еще дымящийся ствол пулемета, задумчиво разглядывал мешанину тел, заваливших дорогу вплоть до обрыва. Чуть правее и дальше от него стоял на коленях Дальмонт. Каждый раз, когда юный британец пытался вытащить саблю из тела зарубленного им бура, его мучительно рвало. Двое уцелевших конвойных уселись прямиком в пыль и тоскливо смотрели то на лейтенанта, то на погибших товарищей.

– Послушай, приятель, – хмурый верзила, фамилию которого Фрэнк так и не смог запомнить, толкнул Паркера в бок. – Меня-то сюда по приказу королевы прислали, а ты-то какого черта здесь забыл?

– Фрэнк Бёрнхем мой друг, – не изменив позы, обронил Паркер.

– Ну и хрен ли с того? – удивился верзила. – У меня много друзей…

– А у меня нет…

Англичанин недоуменно покачал головой, сплюнул и, привалившись к колесу фургона, надолго присосался к своей фляжке.

– Вот мы и сделали доброе дело на сегодня, – пробормотал Митчелл, кривя губы на каждом слове. – Не правда ли, чиф?

– Доброе дело… – эхом отозвался Бёрнхем. – Доброе дело на сегодня…

27 февраля 1900 года. Фактория Старого Коули

Фургон, двигающийся в сторону фактории, девушка и кошка заметили где-то около полудня. Сначала на дороге заклубилась стелющаяся над землей пыль, а следом за нею из-за поворота вывернула и сама повозка, влекомая двумя лошадьми. Точнее, назвать эту колымагу фургоном можно было только из сострадания. Длиннющая телега с четырьмя голыми дугами для тента громыхала железом и скрипела, даже находясь в отдалении, а уж представить себя в качестве пассажира этого тарантаса… Только в страшном сне. Управлял сим недоразумением какой-то человек, судя по коренастой фигуре, мужчина, но из-за дальности расстояния рассмотреть его лицо Полина не смогла, как ни старалась. Собаки ни рядом с фургоном, ни внутри оного она не заметила и, рассудив, что коли телега неспешно катится не со стороны Стомбвилля, а по дороге, ведущей к Масонга – небольшой кафрской деревеньке, то это опять не Пелевин. Грустно вздохнув, девушка обменялась с Феей печальными взглядами и медленно спустилась с чердака блокгауза.

Они успели неторопливо пообедать и даже обменяться парой неспешных фраз с тетей Розой, когда во дворе загрохотали колеса въезжающего рыдвана, а в распахнутое окно пахнуло пылью и конским потом. Полина бросила через плечо равнодушный взгляд и вдруг стремглав помчалась к выходу. Передумав, она резко остановилась на полпути и, вернувшись к окошку, сиганула через подоконник. Фея, сопроводив хозяйкины метания недоуменным взглядом, рванула следом, а тетя Роза, сочувственно вздохнула и покачала головой: таки глупые девочки! Ну, разве ж можно показывать этим мужланам, что ты по ним таки немножко соскучилась? Однако любопытство пересилило скепсис, и дородная хозяйка навалилась тяжелой грудью на подоконник, чтобы мгновением позже торжествующе хмыкнуть под нос – таки неделя уроков прошла недаром!

Воспользовавшись тем, что от фургона эта сторона блокгауза не видна, Полина расправила платье и к повозке подошла уже неторопливо, с чувством собственного достоинства. Следом за хозяйкой, как свита за королевой, гордо вышагивала кошечка.

– Рада видеть, что ты наконец-то соизволил вернуться, – небрежно обронила Полина, рассматривая запыленного с ног до головы Алексея. – Мне уж начало казаться, что ты решил отказаться от принятых обязательств.

– Я вроде как обещание давал, – обескураженно буркнул траппер, рассчитывавший в душе на более теплый прием. – Слово не воробей – вылетит, не поймаешь. Да и не с руки мне за воробьями гоняться.

Девушка, то ли собираясь продолжать язвить по поводу длительного отсутствия компаньона, то ли, наоборот, выразить тому свою признательность самым теплым образом, с загадочным видом подошла к фургону, однако ее помыслы для окружающих так и остались в тайне. Стоило красавице открыть рот, как из блокгауза выскочил Изя.

– Алекс! – завопил он, потрясая руками. – Скажи мине за то, шо это сон, и я вижу глазами не то, шо на самом деле! До нашей округи есть еще евреи? И эти поцы таки умеют делать гешефты, раз они всучили тебе такую рухлядь, какой нет даже у мине? Или это не за деньги и ты подобрал, шо добрые люди выкинули до помойки? Но каких было у них причин так поступить за коней?

– Да вы что, сговорились все, что ли? – в сердцах сплюнул Пелевин, выпрягая лошадей. – Одной моя задержка в пути не по нраву, другому – фургон! Ты, Изя, охолони малость, заодно и лошадок напои… – Траппер всунул вожжи в руки ошарашенному таким афронтом торговцу и полез внутрь фургона. – Да! А чем тебе повозка-то не нравится?

– Алекс! – попав в родную стихию, Коули слегка воспрял духом. – Лови ушами моих слов, это таки не фургон, а чистому смех! Тента нет, как будто так оно и надо, а колеса скрипят, шо тот налоговый инспектор со Стомбвилля, когда ен имеет интерес до моих учетных книг! Я таки скажу, шо те колеса имеют желание до масла, или на худой конец до дегтя! Ты скажешь, шо это пара сущих пустяков, а я скажу, шо эти пустяки таки стоят денег!

– Я тебе так скажу, друг мой сердешный. – Пелевин, вынырнув со дна фургона с картонной коробкой в руках, одарил приятеля выразительным взглядом. – Если ты не дашь мне масла или дегтя, а лучше того и другого сразу, да еще фунта полтора гвоздей в придачу, то я буду раскатывать на этой колымаге под твоим окном всю ночь напролет, и посмотрим, какие песни ты запоешь утром!