ни ночью не покидала его. Ирвинг Редферн, его жена, дети стояли перед глазами Кейза, хотя он никогда в жизни не видел их. Собственные дети – Брайан и Тео, живые и здоровые, – были как бы вечным для него укором. Ему казалось, что он виноват даже в том, что живет, дышит.

Бессонница, потеря душевного равновесия стали вскоре сказываться на его работе. Он утратил быстроту реакции, начал колебаться, прежде чем принять решение. Раза два он даже «терял картинку» и вынужден был обращаться за помощью к коллегам. Впоследствии он понял, сколь тщательно за ним все время наблюдали. Его начальники по опыту знали, что может произойти, к каким последствиям приводит переутомление.

Его вызывали к начальству, неофициально дружески с ним беседовали – это ничего не дало. Тогда по рекомендации Вашингтона и с согласия самого Кейза его перевели с Восточного побережья на Средний Запад, в международный аэропорт имени Линкольна, надеясь, что перемена места благотворно скажется на нем. Проявляя такую гуманность, чиновники учитывали и то, что старший брат Кейза, Мел, работает в этом аэропорту управляющим и, возможно, сумеет как-то повлиять на него. Натали, хотя и любила Мэриленд, без малейших возражений переехала на новое место. И ничто не помогло.

Чувство вины не покидало Кейза, как не покидали его и кошмары – они только усугубились, приобрели иные формы, но не изменились по существу. Спать без снотворного, выписанного приятелем Мела, он уже не мог.

Мел понимал, что происходит с братом, но далеко не все: Кейз по-прежнему ни словом не обмолвился о своем затянувшемся пребывании в уборной в Лисбергском центре. Через некоторое время Мел, видя, как ухудшается состояние брата, настоятельно посоветовал ему сходить к психиатру, но Кейз отказался. Рассуждал он весьма просто. Что толку искать какую-то панацею, какое-то заклинание, которое избавило бы его от чувства вины, если сам он сознает свою вину и ничто на земле или на небе, никакая клиническая психиатрия ничего тут не могут изменить?

Состояние Кейза все ухудшалось, так что под конец уже и Натали, при всем ее умении приноравливаться к обстоятельствам, стало невмоготу. Натали знала, что он плохо спит, но она понятия не имела о его кошмарах. И потому, потеряв терпение, она как-то раз спросила с досадой:

– Мы что, теперь до конца жизни должны носить власяницу? И мы уже не можем ни повеселиться, ни посмеяться? Если ты намерен и дальше так жить, то учти: я так жить не стану, и я не позволю, чтобы Брайан и Тео жили в такой атмосфере.

Кейз молчал, и Натали продолжала:

– Я уже не раз говорила тебе: наша жизнь, наш брак, дети – все это куда важнее твоей работы. Если она тебе не по силам, зачем себя изнурять? Брось и займись чем-то другим. Я знаю, ты всегда говоришь мне: у нас будет меньше денег, и полетит пенсия. Но это же еще не все в жизни. Как-нибудь справимся. Трудностей я не боюсь, Кейз Бейкерсфелд, и примирюсь с ними. Возможно, я и похнычу, но совсем немного, а больше так жить нельзя. – Она еле сдерживала слезы, но, совладав с собой, докончила: – Предупреждаю тебя, надолго меня не хватит. Если ты будешь упорствовать, тебе придется жить дальше одному.

Впервые Натали намекнула на возможность разрыва. И тогда же Кейзу впервые пришла в голову мысль о самоубийстве.

Потом эта мысль утвердилась и переросла в решение.

Дверь погруженной во мрак гардеробной распахнулась. Щелкнул выключатель. Кейз сощурился от яркого света над головой: он снова был в башне международного аэропорта имени Линкольна.

В комнату вошел другой диспетчер – тоже на перерыв. Кейз спрятал в ведерко сандвичи, к которым так и не притронулся, запер шкафчик и направился назад, в радарную. Его коллега с любопытством поглядел ему вслед. Ни тот ни другой не произнесли ни слова.

Интересно, подумал Кейз, посадили ли тот военный самолет, у которого отказало радио? Скорее всего посадили и экипаж при этом не пострадал. Во всяком случае, Кейз надеялся, что все сошло благополучно. Ему очень хотелось, чтобы в этот вечер хоть у кого-то что-то было хорошо. Направляясь к радарной, он сунул руку в карман и нащупал ключ от номера гостиницы, желая лишний раз удостовериться, что он на месте. Скоро этот ключ понадобится ему.

4

Прошел почти час с тех пор, как Таня Ливингстон рассталась с Мелом Бейкерсфелдом в центральном зале аэропорта. Но даже и сейчас – хотя с тех пор произошло немало событий – она все еще чувствовала прикосновение его руки и вспоминала, каким тоном он ей сказал, когда они ехали в лифте: «По крайней мере у меня будет повод еще раз увидеть вас сегодня».

Тане хотелось верить, что и Мел тоже помнит об этом и найдет время заглянуть к ней, хотя она знала, что ему надо ехать в город.

«Повод», о котором упомянул Мел, заключался в известии, полученном Таней в кафе. «На борту рейса восемьдесят обнаружен «заяц», – пояснил Тане сотрудник «Транс-Америки» и добавил: – Видите ли, на этот раз пассажир, как я слышал, с приветом».

Сотрудник оказался прав.

Сейчас Таня снова была в маленькой гостиной, расположенной позади стоек «Транс-Америки», где еще совсем недавно она успокаивала агента по продаже билетов – Пэтси Смит. Теперь же вместо Пэтси перед ней сидела маленькая старушка из Сан-Диего.

– Вы, видно, не новичок в этом деле, – заметила Таня. – Верно?

– Ну конечно, моя дорогая. Я уже не раз так летала.

Старушка удобно расположилась в кресле; сложив на коленях ручки, она теребила отороченный кружевами носовой платочек. Вся в черном, в старомодной блузке с высоким воротником, она вполне могла бы сойти за чью-то прабабушку, собравшуюся в церковь. На самом же деле она была поймана с поличным, когда летела без билета из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк.

Безбилетные пассажиры, прочитала где-то Таня, попадались еще в семисотом году до Рождества Христова на кораблях финикийцев, бороздивших восточную часть Средиземного моря. Тогда в случае поимки их ждала смерть: взрослым вспарывали живот, а детей живьем сжигали на жертвенном огне.

С тех пор наказания стали менее жестокими, и число «зайцев», естественно, не уменьшилось.

Интересно, подумала Таня, представляют ли себе люди – кроме, конечно, узкого круга сотрудников авиакомпаний, – какого размаха достигла «заячья эпидемия» с тех пор, как появились реактивные самолеты и резко возросли количество пассажиров и скорость их передвижения? По всей вероятности, никто и понятия об этом не имеет. Авиакомпании усиленно стараются хранить тайну из опасения, как бы обнародование этих данных не ударило