— В чем дело? — спросил он холодно, заслоняя экран от Джоша.

— Все в порядке, Робин? — Да, благодарю. — Интересно? — Очень.

— Можно прочесть распечатку? — Нет, — отрезал Робин, — нельзя.

Феликс Скиннер, пробежав глазами присланную Персом аннотацию, пришел к выводу, что книга обещает быть интересной. «Но прежде чем подписать контракт, нам следует получить внешнюю рецензию, — сказал он. — Кого бы попросить об этом?»

— Я уж точно не знаю, мистер Скиннер, — сказала его секретарша Глория, положив ногу на ногу и пригладив рыжеватые кудри. Она терпеливо дожидалась указаний Скиннера, держа наготове блокнот и карандаш. Проработав у него пару месяцев, Глория уже привыкла к манере своего босса думать вслух, задавая вопросы, ответы на которые ей знать было не дано.

Феликс Скиннер обнажил в улыбке желтые клыки: он впервые заметил, какие у Глории стройные ножки.

— Что вы скажете насчет Филиппа Лоу?

— Лоу так Лоу, — согласилась Глория. — У нас есть его адрес?

— С другой стороны, — сказал Феликс, назидательно подняв указательный палец, — может быть, его привлекать и не стоит. Мне показалось, что он приревновал меня к молодому МакГарриглу, когда я проявил к тому интерес. Возможно, он будет не вполне объективен.

Глория, искусно подавив зевок, сняла с джемпера пушинку. Феликс прикурил новую сигарету от дымящегося в его пальцах окурка и бросил восхищенный взгляд на ее бюст.

— Знаете, кого мы попросим? — торжествующе сказал он. — Редьярда Паркинсона.

— Это имя мне встречалось, — уверенно сказала Глория. — Он из Кембриджа?

— Из Оксфорда. Между прочим, я у него учился. Может, сначала ему позвонить?

— Наверное, лучше сначала позвонить, мистер Скиннер.

— Мудрый совет, — сказал Феликс Скиннер и потянулся к телефону. Набрав номер, он откинулся в кресле и снова одарил Глорию клыкастой улыбкой. — Знаете, Глория, я думаю, вам пора называть меня просто Феликс.

— О, мистер Скиннер… — зардевшись от оказанной чести, сказала Глория. — Благодарю вас.

Скиннер сразу же дозвонился до Редьярда Паркинсона. (Тот консультировал аспиранта, но вахтер Колледжа Всех Святых имел указание в любое время соединять профессора со всеми, кто звонит из других городов. Междугородный звонок обычно предвещал книжную рецензию.) Однако рецензировать проспект книги Перса МакГарригла Паркинсон отказался.

— Извините, голубчик, мне сейчас не до того, — сказал он. — На следующей неделе в Ванкувере мне вручают почетную степень. Когда мне об этом сообщили, я не сразу сообразил, что придется лететь туда для ее получения.

— Да, какая тоска, — посочувствовал Феликс Скиннер. — А кого-нибудь еще вы могли бы порекомендовать? Речь идет о современном восприятии Шекспира и компании под влиянием Т. С. Элиота.

— О восприятии? Мне это о чем-то напоминает… Ах да, вчера я получил письмо о конференции на подобную тему. От фрица по фамилии Турпиц. Вам он знаком?

— Да. Между прочим, мы опубликовали перевод его последней книги.

— Попробуйте обратиться к нему.

— Неплохая идея, — сказал Феликс Скиннер. — Странно, что я сам о нем не вспомнил.

Он положил трубку и продиктовал Глории письмо Зигфриду фон Турпицу, прося его поделиться мнением о проспекте МакГарригла и предлагая гонорар в двадцать пять фунтов или книги издательства «Леки, Уиндраш и Бернштейн» общей стоимостью пятьдесят фунтов.

— Глория, вложите, пожалуйста, в письмо наш каталог и, разумеется, ксерокопию проспекта МакГарригла. — Потушив сигарету, он взглянул на часы. — Не пора ли отдохнуть от трудов праведных? Сегодня кто-нибудь приглашен на обед?

— По-моему, нет, — ответила Глория и добавила, заглянув в ежедневник: Никто не приглашен.

— А вы не хотите составить мне компанию? Слегка перекусить и пропустить стаканчик? Я знаю один неплохой итальянский ресторан в Ковент-Гарден.

— С большим удовольствием… Феликс, — почтительно ответствовала Глория.

— Нахал! — воскликнул Редьярд Паркинсон, кладя телефонную трубку. Аспирант, не сразу поняв, к кому это относится, на всякий случай промолчал. — Почему он решил, что я буду читать бредни никому не известного учителишки из ирландского захолустья? Некоторые из моих бывших студентов слишком много себе позволяют. — Аспирант (выпускник университета в Ньюкасле), поначалу восторгавшийся Паркинсоном, а теперь разочаровавшийся в нем, изобразил на лице обеспокоенное сочувствие. — Итак, о чем мы говорили? — спросил его Редьярд Паркинсон. — О посмертном завещании Йейтса?

— О посмертном завещании Китса.

— Ах да, извините. — Редьярд Паркинсон пригладил пышные усы и устремил взгляд в окно на шпили оксфордских церквей. — Скажите, если лететь в Ванкувер, то лучше брать билет на «Бритиш эйруэйз» или на «Эйр Канада»?

— У меня не большой опыт воздушных путешествий, — ответил молодой человек. — Чартерный рейс на Майорку — вот и всё.

— Майорка? Помнится, я там навещал Роберта Грейвса[47]. Вы с ним там не встречались?

— Я ездил туда по путевке. Роберт Грейвс в программу не входил.

Редьярд Паркинсон взглянул на молодого человека с подозрением. Неужели этот желторотый птенец из Ньюкасла способен на иронию? Да еще в его адрес? Однако невозмутимый вид аспиранта развеял его сомнения. Паркинсон повернулся к нему спиной и снова уставился в окно.

— Надо быть патриотом и лететь на самолете «Бритиш эйруэйз», — сказал он. — Думаю, это правильное решение.

В Оксфорде пасхальные каникулы близились к концу, а в университете Раммиджа начался летний семестр, и его первый день выдался погожим. Небо сияло безоблачной голубизной, солнце заливало ярким светом ведущую в библиотеку лестницу и густо заросший травой огромный четырехугольный газон. Филипп Лоу стоял у окна своего кабинета и наблюдал за происходящим на улице, наслаждаясь солнечной погодой, завидуя студентам и вожделея всех женщин разом. Радуясь теплу, девушки надели летние платья и стали похожи на первые весенние цветы, которые пробились сквозь землю и испестрили ее разноцветными пятнами. Они усеяли газон, блаженствуя на солнце и подставляя его лучам оголенные плечи и по-зимнему незагорелые коленки. Юноши, скинув рубашки, стайками сидели на траве, поглядывая на студенток, или прохаживались мимо них, поигрывая мускулами. Кое-где виднелись отпочковавшиеся парочки; они в обнимку нежились на солнце или же кувыркались на траве, игриво имитируя любовные позы. Повсюду были разбросаны позабытые учебники и тетради. Весна словно напитала электричеством юные тела, и воздух над газоном был густ от исходящего от них любовного томленья.

Прямо у Филиппа под окном остановились девушка необыкновенной красоты, одетая в восхитительно простое белое платье, и высокий стройный юноша в футболке и джинсах. Держась за руки, они влюблено смотрели друг на друга, не в силах расстаться и разойтись по лекциям или лабораторным занятиям. У Филлипа не хватило бы духу назвать их прогульщиками, настолько хороша была эта пара, цветущая, не осознающая своей привлекательности и с трепетом предвкушающая блаженство телесного слияния. «Трикрат счастливая любовь!» — пробормотал Филипп, вглядываясь в пыльное стекло оконной рамы.